Но в пепельно-сером фойе второго отеля «Нью-Гэмпшир» Фрэнни и я просто хотели привести Сюзи в божеский вид и отправить ее к себе спать.

Мы поставили ее на ноги и нашли медвежью голову; стряхнули старые сигаретные окурки (на которых она лежала) с ее потертой спины.

— Давай, давай, вылезай из своего старого костюма, — ворковала ей Фрэнни.

— Как ты могла… с Эрнстом? — проворчала ей Сюзи. — А ты, как ты мог… с проститутками? — спросила она меня. — Я не могу понять ни одного из вас, — сказала она. — Я слишком стара для этого.

— Нет, это я слишком стар для этого, — мягко сказал отец медведице.

Мы не заметили его за регистрационной стойкой; мы думали, что он пошел спать. И он тоже был не один. Ласковая, как мама, радикалка, наша дорогая Schlagobers, наша дорогая Швангер, была вместе с ним. В руках у нее был пистолет, и она жестом велела нам вернуться к диванчику.

— Будь добр, — сказала мне Швангер. — Приведи Лилли и Фрэнка. Разбуди их аккуратно, — добавила она. — Без грубости, без резкости.

Фрэнк лежал в кровати; рядом с ним, вытянувшись по стойке «смирно», стоял портновский манекен. Сна у Фрэнка не было ни в одном глазу; мне не пришлось его будить.

— Я так и знал, что нечего нам было ждать, — сказал Фрэнк. — Надо было сразу на них накапать.

Лилли тоже и не думала спать. Лилли писала.

— Сейчас у тебя появятся новые переживания, о которых можно будет написать, Лилли, — пошутил я, когда, держа ее за руку, вошел с ней в фойе.

— Надеюсь, это всего лишь маленькие переживания, — сказала Лилли.

Они все ждали нас в фойе. На Шраубеншлюсселе была его форма трамвайного кондуктора; он выглядел очень официально. Арбайтер пришел готовым для своей работы; он был так хорошо одет, что вполне подходил для оперы. На нем был вечерний костюм, совершенно черный. И квотербек, сигнальщик Эрнст был готов вести их в атаку: Эрнст-сердцеед, Эрнст-порнограф, Эрнст-звезда вечера. Только Старина Биллиг, Старина Биллиг-радикал, отсутствовал. Он держал нос по ветру, как заметил Арбайтер: Старина Биллиг был достаточно умен, чтобы самоустраниться перед самым концом очередного движения. Он еще вернется на подмостки; но для Эрнста и Арбайтера, для Шраубеншлюсселя и Швангер это определенно было торжественное (и, возможно, финальное) представление.

— Лилли, дорогая, — сказала Швангер, — сделай милость, сходи за Фрейдом. Фрейд тоже должен быть здесь.

И Лилли снова взяла на себя роль медведя-поводыря и привела к нам старого слепого мечтателя. Он мерно постукивал перед собой бейсбольной битой; на нем был лишь алый халат с черным драконом на спине («Чайнатаун, Нью-Йорк, тридцать девятый год», — сказал он нам).

— Что это за сон? — спросил старик. — Что случилось с демократией?

Лилли усадила Фрейда на диванчик рядом с отцом; Фрейд сразу же задел своей битой подбородок отца.

— О, извините! — воскликнул Фрейд. — И чья анатомия это была?

— Вина Берри, — тихо сказал отец.

Странно — но мы, дети, впервые услышали, как он произнес свое имя.

— Вин Берри! — воскликнул Фрейд. — Ничего плохого не может случиться здесь с Вином Берри.

— Объяснитесь! — крикнул Фрейд в темноту, застилавшую ему глаза. — Вы все здесь, — сказал старик. — Я чувствую ваш запах, слышу каждый ваш вдох.

— Все объясняется очень просто, — спокойно сказал Эрнст.

— Элементарно, — сказал Арбайтер, — просто элементарно.

— Нам нужен водитель, — тихо сказал Эрнст. — Кто-нибудь, кто поведет машину.

— Она тикает, как часы, — с восхищением заявил Шраубеншлюссель, — она мурлычет, как котенок.

— Вот сам и садись за руль, Ключ, — предложил я.

— Успокойся, дорогой, — сказала мне Швангер; и, покосившись на пистолет, я убедился, что он направлен на меня.

— Спокойней, штангист, — сказал Ключ.

Из бокового брючного кармана его кондукторской формы торчал какой-то короткий инструмент, и Шраубеншлюссель положил на него руку так, будто это рукоятка пистолета.

— Фельгебурт сомневалась, — сказал Эрнст.

— Фельгебурт мертва, — сказала Лилли, наш семейный реалист, наш семейный писатель.

— Фельгебурт страдала романтизмом в смертельной форме, — сказал Эрнст. — Она всегда сомневалась в средствах.

— Цель оправдывает средства, сами понимаете, — вставил Арбайтер. — Это элементарно, просто элементарно.

— Ты придурок, Арбайтер, — сказала Фрэнни.

— И лицемер почище любого капиталиста! — добавил Фрейд.

— Но прежде всего, Арбайтер, ты придурок, — сказала медведица Сюзи. — Просто элементарно придурок.