— Что? — ответил Эгг.

— Грустец останется в твоей комнате, Эгг, — сказала мать. — Я не хочу больше пугаться, — сказала она, — и если Грустец покинет эту комнату, если я увижу его где угодно, но только не там, где я ожидаю его увидеть, то есть здесь, то его больше не будет.

— Ладно, — сказал Эгг. — Но я могу взять его в Вену? Ну то есть, когда мы туда поедем, могу я взять с собой Грустеца?

— Полагаю, он должен будет поехать.

В ее голосе я услышал такое же смирение, как во сне, когда мать сказала: «Больше никаких медведей», а потом уплыла на белом ялике.

— Во дает! — сказал Младший Джонс, когда увидел Грустеца, сидевшего на кровати Эгга в одной из маминых шалей и с эгговской бейсбольной кепкой на голове.

Фрэнни привела Младшего в отель, чтобы тот посмотрел на чудо, сотворенное Фрэнком. С Младшим пришел и Гарольд Своллоу, но где-то потерялся; он куда-то не туда повернул на втором этаже и вместо того, чтобы попасть к нам в квартиру, бродил по отелю. Я пытался заниматься, сидя за своим письменным столом; я готовился к экзамену по немецкому и старался не обращаться к Фрэнку за помощью. Фрэнни и Младший пошли искать Своллоу, а Эггу разонравился нынешний костюм Грустеца — он раздел пса и начал все сначала.

Наконец Гарольд Своллоу нашел дорогу к нашей комнате и взглянул через дверь на Эгга и меня и на Грустеца, сидевшего раздетым на кровати. Гарольд никогда раньше не видел Грустеца, ни мертвым, ни живым. Он с порога позвал собаку.

— Эй, собачка! — крикнул он из дверей. — Иди-ка сюда! Ко мне!

Грустец улыбался Гарольду, явно собираясь вильнуть хвостом, но отчего-то не делая этого.

— Иди сюда, собачка! Сюда, песик! — кричал Гарольд, — Хорошая собачка! Умная собачка!

— Он должен оставаться в этой комнате, — сообщил Гарольду Своллоу Эгг.

— А! — сказал Гарольд, многозначительно закатил глаза и покосился в мою сторону. — Что ж, он очень хорошо себя ведет, — сказал Гарольд Своллоу. — Даже не шевельнется, верно?

И я повел Гарольда Своллоу в ресторан, где его искали Фрэнни и Младший; я не видел надобности говорить Гарольду, что Грустец мертв.

— Это твой младший братик? — спросил Гарольд об Эгге.

— Точно, — сказал я.

— И собака у тебя тоже очень милая, — сказал Гарольд.

— Черт! — позже сказал мне Младший Джонс, когда мы стояли у спортивного зала, который школа Дейри украшала к выпускному уикенду Младшего, как здание парламента. — Черт! — сказал Младший. — Я действительно волнуюсь за Фрэнни.

— Почему? — спросил я.

— Кое-что меня беспокоит, — сказал Младший. — Она ни за что мне не дает, — сказал он. — Даже просто на прощанье или типа того. Всего-то разок — и то не хочет! Иногда мне кажется, что она мне не доверяет, — сказал Младший.

— Ну, — сказал я. — Фрэнни же еще только шестнадцать.

— Ну, ей давно шестнадцать, сам понимаешь, — сказал он. — Я бы хотел, чтобы ты с ней поговорил.

— Я? — удивился я. — И что же я ей скажу?

— Спроси у нее, почему она не хочет мне дать, — сказал Младший Джонс.

— Черт! — сказал я.

Я все же спросил ее, позже, когда школа Дейри опустела, когда Младший Джонс уехал на лето домой (привести себя в форму, чтобы играть в футбол в Пенсильвании), когда старая спортивная площадка, и особенно тропинка, которой пользовались футболисты, напоминала мне и Фрэнни о том, что произошло, казалось нам, много лет назад.

— Почему ты ни разу не дала Младшему Джонсу? — спросил я ее.

— Мне еще только шестнадцать, Джон, — ответила Фрэнни.

— Ну, тебе давно шестнадцать, сама понимаешь, — сказал я, сам до конца не понимая смысла этих слов.

Фрэнни, конечно, пожала плечами.

— Посмотри на это с другой стороны, — сказала она. — Я еще увижу Младшего, мы собираемся писать друг другу письма, вот и все. Мы останемся друзьями. Ну а в один прекрасный день, когда я буду старше, и если мы действительно останемся друзьями, я ему, конечно, с удовольствием дам. Не хочу, чтобы это оказалось уже в прошлом.

— Почему ты не можешь дать ему дважды? — спросил я.

— Ничего ты не понял, — сказала она.

Я подумал, что это связано с тем, что она была изнасилована, но Фрэнни всегда могла читать меня, как раскрытую книгу.

— Нет, мальчик, — сказала она. — Это не имеет никакого отношения к изнасилованию. Переспать с кем-либо — это совсем другое дело, то есть это что-то значит. Я просто не знаю, что это будет означать с Младшим Джонсом. Пока не знаю. К тому же, — она глубоко вздохнула и сделала длинную паузу. — К тому же, — сказала она, — ну, опыта у меня, конечно, мало, но такое ощущение, что когда какой-то человек или какие-то люди тобой воспользуются, ты от них больше не услышишь ни слова.

Теперь мне показалось, что она говорит именно об изнасиловании; я смутился.