– Припечатаны, – баритоном поддержал Андрей Т.

– А на воле, там тебе не житьё, – пропела она на высокой ноте, показывая в темноту за окном, – там чужое. Злые люди, ой злые.

Голос Зыкиной исчезал в поднебесье и скоро совсем исчез, съеденный немыслимой высотой.

Стрелка показывала одиннадцать. Андрей Т. вздрогнул, протёр глаза, увидел своё отраженье в бабкином самоваре, надкусывающее черствый баранок. Бабка Голубая Шапка по-прежнему сидела напротив, почавкивая набитым ртом.

В окнах вдруг потемнело, хотя куда уж было темнеть, и так темень стояла адская. По избушке ударил ветер. Пол накренился. Андрей Т. едва успел ухватить заскользившее по столу блюдце.

– Кащей что ль летит? – Марфа Крюкова взяла со стола баранок, навела его на окно, покрутила, чтобы усилить резкость, и подслеповато прищурилась. – Так вроде не обещался. Змей Горыныч сейчас в роддоме сидит, ждет наследника. Может, Маленький Принц?

Сии размышления были прерваны нечаянно тремя франмасонскими ударами в дверь.

– Кто там? – строгим голосом спросила старуха, на всякий случай прячась за самовар.

– Ваша мать пришла, молочка принесла, – ответили из-за двери.

– Какая такая мать? – Марфа Крюкова подмигнула зачем-то Андрею Т. Тот не понял, но ответил ей тем же.

– Какая? А вот такая! – Дверь открылась; на пороге стояла двугорбая предводительница уродов. Остальная компания выглядывала из-за её спины. – Ни с места! Всем сидеть как сидели! – Дюжина вороненых стволов торчала в дверном проёме, это не считая многочисленного числа единиц колющего, режущего, пилящего и вспарывающего оружия.

– Вот ведь страсти-ужасти! То-то мне всю ночь удавленник на дереве снился. – Марфа Крюкова всплеснула руками, но, казалось, нисколько не удивилась.

Бабка Голубая Шапка мгновенно обрела голос.

– Вот он! Косточка к косточке, волосок к волоску! В лучшем виде, как и приказывали. – Она тыкала пальцем в Андрея Т. и преданно улыбалась двугорбой.

Двугорбая подошла к столу. Желеобразный человек-блин, протиснувшись откуда-то сбоку, проблеял козлиным голосом:

– Аще алчет недруг твой – ухлеби его, аще жаждет – напои его. – И потянулся к торту «Сюрприз».

– Отставить жрачку! – осадила его начальница. Тот в момент втянулся в толпу сопровождавших её помощников.

– Что, папаша, напутешествовался? – ласково обратилась она к опешившему Андрею Т. – Уйти от нас захотел? Деток своих оставить? Думал, здесь у нас глушь, Саратов? Живем в лесу, молимся колесу? Зашёл за ёлку, и поминай как звали? Здесь у нас всё на виду, все друг про друга знают. В Заповеднике как: сказал куме, кума – свинье, свинья – борову, а боров – всему городу. Верно? – Последняя фраза относилась уже не к Андрею Т., а к угрюмой шатии-братии, столпившейся за спиной начальницы.

Скелетообразный фашист гыгыкнул. Герой-любовник элегантно захохотал, прикрыв рот ладошкой в татуировке. Застенчивый упырёк улыбнулся, стащил со стола баранок, покрутил его для вида на пальце и, не жуя, уложил в живот. Хмырь с перебинтованным кулаком сдержанно пожевал челюстью. Желеобразный человек-блин задрожал своими восемнадцатью подбородками. Бабка Голубая Шапка забулькала недопитым чаем и зажамкала недожеванными баранками.

Скоро все успокоились. Эстрадная халтурщица, погасив улыбку, уселась на горбатую лавку, закинула ногу на ногу и вытащила из лифчика длинную сигарету с фильтром. Хмырь как истинный джентльмен, тут же угостил ее огоньком от импортной зажигалки «Ронсон». «Мерси», – сказала в ответ халтурщица и томно почесала под мышкой. В избушке запахло потом. Со стороны поглядеть – просто идиллическая картинка, а не надругательство над свободой личности.

– Вставай, папаша, пойдём. Кончилось твоё время. – Двугорбая похлопала Андрея Т. по плечу. Тот продолжал сидеть, тупо глядя в серебро самовара. Она вздохнула и железным сточенным ногтем поскребла глаз– катафот. – Папаша, ты что, не понял? Вставай, говорю, идём. Круглая Печать ждет.

– Может, щей на дорожку? – услужливо предложила Бабка Голубая Шапка. – Или малосольных огурчиков?

– Кто любит кислое да солёное, а кто красное да креплёное, – ответила ей двугорбая ведьма, поманила пальцем фашиста и кивнула на сидящего пленника. – Объясни, папаша не понимает.

Фашист осклабился и закатал рукава.

– Во зинт ди вафн? – сказал он, низко наклонившись к Андрею Т.

– Где прячешь оружие? – Бабка Голубая Шапка вызвалась в добровольные переводчицы. Андрей Т. молчал.

– Во зинт минэн фэрлэкт? – Фашист потер кулак о кулак. Андрей Т. поморщился. От фашиста пахло давно не стиранными носками.

– Где заложены мины? – перевела Бабка.

– Гипт эс панцэр? – Кулак фашиста запрыгал возле лица Андрея Т.

– Есть ли танки? Андрей Т. отвернул лицо.