Шрифт:
Не могла она в эти мгновения не вспоминать, как предлагала Блоку свою жизнь. Он не принял. А чем, собственно, «пьяницы или калеки» хуже перед лицом Творца? Разве они не достойны ее полной жертвы? И точно так же ей, лишившейся детей, стало казаться, что все оставшиеся в живых — ее дети. Большие и маленькие, взрослые и младенцы… Отдать себя им можно было, только отрешившись от всего земного, в молитвенном служении не столько Богу, сколько людям.
В марте 1932 года в храме Сергиевского подворья при парижском Православном Богословском институте Елизавета Юрьевна Скобцова, по первому мужу Кузьмина-Караваева, урожденная Пиленко, отложила мирское одеяние, облеклась в простую белую рубаху, спустилась по темной лестнице с хоров Сергиевского храма и простерлась на полу крестообразно.
В рубаху белую одета…О, внутренний мой человек,Сейчас еще — Елизавета,А завтра буду — имярек.С этого завтра начался путь матери Марии на улицу Лурмель, а потом и в пещь огненную.
Спустя несколько лет после того, как пепел матери Марии был развеян над землей, а дух отлетел в небеса, один из ее друзей, Григорий Раевский, увидел во сне, как она идет полем, среди колосьев, обычной своей походкой, не торопясь. Он бросился ей навстречу:
— Мать Мария, а мне сказали, что вы умерли!
Она взглянула поверх очков, с улыбкой и чуть лукаво:
— Ну, знаете, мало ли что рассказывают! Вот видите: я жива.
Теперь свершилось: сочетаюВ один и тот же Божий часДорогу, что приводит к раю,И жизнь, что длится только раз.