Девушка рывком освободила руку и холодно взглянула ему в глаза.

— Мне нужно немного посидеть. Я устала и есть хочу.

Воин мысленно воззвал ко всем младшим богам, которые должны были даровать разум всем живущим, и глубоко вздохнул.

— Ну что ж, пошли. У меня остались только сухари. Охотиться умеешь?

— Не голыми же руками!

Солнце уже клонилось к закату.

— Понятно. Отыскать в лесу пропитание тоже не сможешь?

— Нет, — отозвалась она враждебно. — Что, просто бросишь меня и уйдёшь?

— От тебя теперь поди уйди. Ну что же, хелауа, вот тебе сухари, вот вода… Приятного аппетита.

По его тону невозможно было понять, издевается он или же говорит искренне.

— Я уже назвала тебе имя, — заметила девушка, держа в ладони горсть сухарей. — Чем оно тебе не нравится?

— Слишком поздно, — вздохнул воин. — У нас свои обычаи, у тебя свои. Тот, кто отказался назвать имя, получает прозвище.

— Что, если и я выдумаю для тебя прозвище?

— Как пожелаешь. Если сможешь сама о себе позаботиться.

Когда они вернулись к Башне Мерго, оставалось не более двух часов до заката. А затем здесь очень быстро станет темно. Днём Ривллим мог ни о чём не беспокоиться: ни интуиция, ни прочие советчики пока тревогу не поднимали. В подземелье… да, там несколько раз ему было не по себе.

— Куда ты собрался? — с удивлением спросила Фиар, видя, как воин достаёт из — под куртки внушительный походный нож и пробует его лезвие.

— Надо срезать пару — другую ветвей. Для факелов, — пояснил тот. — Не знаю, как ты, а я в темноте видеть не умею.

— Только и всего! — девушка сбежала вниз по ступенькам и, тихонько шепнув что — то, хлопнула ладонью по стене.

Подземелье тут же наполнилось тем самым, призрачным синеватым свечением; оно исходило от стен, а более всего — от потолка.

— Ловко, — похвалил воин. — Где ты этому научилась?

— Я уже говорила, что у меня хороший слух.

— И долго это продлится? — воин с сомнением посмотрел на светящиеся стены.

— Несколько часов.

Было очевидно, что она намерена сопровождать его и в подземелье.

Двигаться в равномерно исходящем отовсюду свечении было непривычно. Иногда даже страшно; тени были едва заметны, и при каждом движении стены вокруг оживали — сотни «волн» разбегались по ним, отвлекая внимание. Ловко. Человек в таком коридоре всегда как на ладони. И если знать план проходов, лучше средства для обороны не придумать.

Они двигались, руководствуясь метками, оставленным воином прежде. Теперь те выглядели чёрными пятнами на светящемся камне и заметны были издалека. Едва показалась последняя стрела, указывающая на проход, в конце которого была иллюзорная стена и клетка, в которой сидела Фиар, как девушка потянула воина за рукав.

— Мне нужно туда, — указала она в сторону клетки.

Добилась — таки своего, подумал Ривллим, и усмехнулся.

Он подошёл к стене и похлопал по ней ладонью.

— Как ты собираешься сквозь неё проходить?

Фиар молча подняла ладонь, сомкнув средние три пальца и расставив в стороны большой палец и мизинец. Положила ладонь на стену и та… исчезла. Воин вновь покачал головой.

— Если ты так много знаешь, отчего не сбежала?

— Это не смешно, — поджала губы Фиар и склонилась над покойником в красной повязке. Ощупала его необычную одежду и, к величайшему удивлению Ривллима, попросила:

— Помоги снять с него одежду.

И потянула лежащего за плечо.

Тут же воин вспомнил, где он видел — сутки назад — эти красные повязки. Правое крыло нападавших, ворвавшихся через брешь, пробитую взрывом в южной стене. Они смяли застигнутых врасплох магов, управляющих армией, и поначалу показалось, что всё удастся решить молниеносным натиском. Но тут распахнулись двери стоящего рядом небольшого строения и оттуда, в числе прочих ужасов, выбежали вот такие коротышки в красных повязках. Победа едва не обернулась поражением. Тот, кто имел неосторожность взглянуть в их сторону — а особенно в лицо — впадал в дикий, неуправляемый страх и принимался крошить всё, что попадалось на пути. Или же падал замертво.

Прежде, чем воин успел вмешаться, Фиар повернула убитого на спину и поморщилась — запах разложения был уже довольно сильным.

Воина словно ударили в грудь тяжёлым молотом. Он отошёл назад, закрыл глаза и прижал ладонь к груди, пытаясь подавить сердцебиение. Даже после смерти эти существа оставались опасными. Открыв глаза, он увидел недоумённо смотрящую на него девушку и указал молча на лицо покойника.

— Прикрой его чем — нибудь, — слова давались с большим трудом. — Проклятие, надо же было посмотреть в его сторону.