Элизабет почти достигла цели, когда Симон раскусил коварный замысел и, петляя как заяц, настиг ее. Бетти со смехом попыталась увернуться, и оба упали в сугроб. Бетти попробовала подняться, но крепкие руки удержали ее, и она, неожиданно испугавшись, стала колотить Симона кулаками в грудь.

– Выпустите меня! Вы весите фунтов двести!

Он послушался, и Бетти оказалась сверху. Казалось, что Симон искренне хочет помочь ей. Но он, нежно обхватив девушку и глядя ей прямо в глаза, вдруг промурлыкал:

– Говорят, что занятие любовью в снегу нечто фантастическое…

Бетти возмутилась: опять он за свое! И в то же время почувствовала, как сладко замерло от слов Симона сердце.

– Неужели в вашем сексуальном опыте есть пробелы? – Она пыталась вырваться из цепких объятий. – Даже удивительно.

– Мы могли бы это исправить, – предложил Симон, чем поверг девушку в шок. – Клин клином вышибают, – добавил он и нежно коснулся губами ее щеки.

Прикосновение было таким легким и мимолетным, что Бетти даже засомневалась, не почудилось ли ей.

– Вы хотите этого, милая, – коварно шептал искуситель, заставляя девушку дрожать от возбуждения. – Вы позволите мне разжечь огонь в вашем теле, чтобы оно растаяло и…

Что он собирается делать? Впрочем, сама виновата: нашла с кем откровенничать! Пусть это будет уроком на будущее – никогда, никогда не доверять мужчинам!

– Прекратите, – сердито потребовала она. – Я не знаю, какую игру вы затеяли, но…

– Кто сказал, что это игра? – едва слышно произнес Симон.

Она собрала все свои силы, чтобы унять дрожь. На этот раз ей не показалось. Симон действительно поцеловал ее чуть ниже уха.

– Ночь, проведенная с обворожительной обнаженной женщиной, свернувшейся клубком у тебя на груди, накладывает определенный отпечаток на мысли мужчины. И если вы дальше будете бросаться в мои объятия…

Бетти с облегчением перевела дух: Симон снова разыгрывает ее, опять подтрунивает. На минуту девушка поверила, что он говорит серьезно, а на самом деле Симон ловко воспользовался ее подозрительностью и затеял новую игру.

– Если мне не изменяет память, именно вы начали кидаться снежками, – напомнила она. – А что касается объятий, зарубите себе на носу: так называемые «сексуальные потребности» для меня пустой звук.

– Я готов сделать на это скидку, – великодушно откликнулся он.

– Вас действительно забавляет все это, правда? – с горечью спросила Бетти. – Нравится смеяться надо мной, издеваться…

– Помните, я говорил вам, что в детстве меня терроризировали сестры? Я должен взять реванш.

– Да, но при чем здесь я?

Он беззаботно рассмеялся в ответ.

Элизабет внезапно почудилось, что она парит в воздухе – ее глаза закрылись, лицо побелело. Заметив это, Симон нахмурился.

– Вставайте, – резко сказал он, поднимаясь на ноги и вытаскивая девушку из сугроба. – Иначе мы замерзнем. А какой бы был у нас вид, когда растаял снег, – продолжал он насмешливо. – Два трупа в страстных объятиях.

– Я бы предпочла не смеяться над этим, – холодно возразила Бетти.

Когда они подошли к дому, Симон вдруг остановился.

– Сожалею, если обидел вас своими намеками, – примирительно заметил он. – Пожалуй, я не привык к обществу таких целомудренных и таких…

Бетти с негодованием оттолкнула его и поспешила в дом. Ее лицо пылало от смущения и стыда, потому что только круглая дура позволила бы так обращаться с собой. Даже грудному ребенку ясно, что Симону доставляло огромное, почти садистское удовольствие дразнить ее. Господи, за что же такое наказание?

– Не стоит извиняться. Мне следовало раньше понять, что я зашла слишком далеко. – Она проскользнула в кухню и закрыла за собой дверь.

Бетти время от времени посматривала в окно, надеясь заметить хоть какие-нибудь признаки оттепели. Но, судя по всему, дело шло к дальнейшему похолоданию.

Симон, казалось, с головой погрузился в чтение дневников, умудрившись устроиться с комфортом на не первой молодости шатком стуле. Впечатление усиливал упоительный аромат свежесваренного кофе, видимо, по какому-то латиноамериканскому рецепту. Бетти исподтишка наблюдала за Симоном: для человека, привыкшего к кочевой жизни, он удивительно легко вписывался в домашний интерьер.

Бенджамин был совершенно другим. Не приверженец физической активности, о чем свидетельствовало его весьма тщедушное телосложение. Со школьной скамьи он ненавидел спорт и всячески отлынивал от занятий физкультурой, а сейчас его сибаритство расцвело махровым цветом, поскольку единственной заботой был собственный антикварный магазин. Посещение различных аукционов и выставок, переписка и дискуссии с другими специалистами, интриганство против конкурентов – все это стало единственным хобби и смыслом жизни Бена.