Шрифт:
– Моего народа! Не говори мне о моем народе!
– ответила она сурово.
– Эти рабы не могут быть моим народом, - собаки, приставленные ко мне, пока не наступит день моего освобождения! Что касается их обычаев, я не имею ничего общего с ними. Не зови меня королевой, - мне надоело это, а зови Аэшой. Это имя так хорошо звучит. Устану я совсем не знаю. Не тот ли это юноша, которого я жду? Ну, увижу потом!
Наклонившись, она провела рукой над водой.
– Смотри, - произнесла она, - эта женщина?
Я посмотрел в воду и увидал силуэт Устаны, которая стояла, нагнувшись, с бесконечной нежностью глядя на что-то, и локон ее волос опустился на правое плечо.
– Это она!
– произнес я тихо.
– Она бережет сон Лео!
– Лео!
– повторила Аэша, - «Лео» значит «лев» по-латыни. Старик удачно назвал его львом. Странно, странно, - продолжала она, - так похож! Это невозможно!
– нетерпеливым жестом она провела рукой над водой.
– Не желаешь ли ты что-нибудь спросить у меня, Холли?
– заговорила Аэша после минутного раздумья.
– Тебе тяжело жить там, среди дикарей? Посмотри, чем я питаюсь!
– она указала на фрукты.
– Я не ем ничего, кроме фруктов и воды. Мои служанки ожидают тебя! Они - глухонемые, но верны и преданны мне, и я умею понимать их! Я сама воспитывала их. Это продолжалось несколько столетий и стоило многих хлопот. Первое поколение моих воспитанниц оказалось безобразным, и я позволила им умереть! Теперь, как видишь, все они красивы. Я хотела воспитать целую расу великанов, но природа не допустила этого. Что ты хочешь спросить у меня?
– Только одно, Аэша, - ответил я смело, - позволь мне взглянуть на твое лицо!
Она засмеялась звенящим смехом.
– Подумай, Холли, подумай! Ты, наверное, знаешь древние мифы греческих богов. Разве Актеон не погиб, увидев необыкновенную красоту? Если я покажу тебе мое лицо, ты, наверное, погибнешь, или тебя охватит жгучая страсть ко мне! Но я не для тебя, я - для другого человека, который еще не пришел!
– Как хочешь, Аэша, - произнес я, - но я не боюсь твоей красоты. Сердце мое давно отвернулось от женщин, красота которых мимолетна, как цветок!
– Ты ошибаешься, - возразила она, - красота не мимолетна! Моя красота не исчезнет, пока я живу. Если хочешь, безрассудный человек, я исполню твое желание, но не сердись, если страсть твоя превысит рассудок! Никогда мужчина, увидав мою красоту, не забудет ее! Я должна скрывать свое лицо даже от дикарей. Смотри!
– Я хочу видеть твое лицо!
– отвечал я, так как мое любопытство превозмогло страх.
Она подняла свои белые прекрасные руки и медленно, очень медленно дотронулась до волос. Вдруг длинная пелена, окутывавшая ее глаза, упала на пол, и моим глазам явилась дивная царственная фигура, одетая в прозрачную белую одежду, под которой видны были царственные формы тела. На ногах ее были сандалии, застегнутые золотыми пряжками. Я никогда не видел ног такой совершенной красоты. Ее белая одежда была скреплена у пояса двухголовой золотой змейкой, и прекрасная грудь сияла снежной белизной. Я взглянул в ее лицо и отступил, пораженный и ослепленный. Мне приходилось слышать о небесной красоте, но это было не то. В красоте Аэши не было идеальной чистоты и невинности. Это была красота зла, не знаю, как назвать ее иначе. Я не в силах, не могу описать ее. Не родился тот человек, который смог бы описать ее! Великолепные, глубокие и нежные черные глаза, точно изваянное лицо, благородный, чистый лоб. Изящные классические черты и роскошные волосы, - вот все, что могу сказать. Но захватывающая красота Аэши заключалась не в прекрасном лице, а в необыкновенном величии, царственной грации, в божественном отпечатке могущества всей ее фигуры. Никогда не мог я предположить, что может быть такая возвышенная и мрачная красота! Это было лицо молодой женщины не старше 30 лет, в расцвете сил и созревшей красоты, с отпечатком пережитых страстей и страданий. Даже прелестная улыбка, скользившая иногда в углах ее губ, не могла сгладить этой тени греха и печали.
Охваченный магнетической силой, которой не мог противостоять, я посмотрел в ее необыкновенные глаза и почувствовал, словно ток пробежал по моему телу и парализовал меня.
«Она» засмеялась и кивнула мне маленькой головкой движением, достойным самой Венеры.
– Безрассудный человек!
– произнесла она.
– Я исполнила твое желание, будь осторожен, чтобы не погибнуть, как Актеон. Я подобна богине, Холли!
– Я видел твою красоту и ослеплен ею!
– произнес я, прикрывая глаза рукой.
– Красота подобна молнии, Холли! Она очаровывает и убивает!
Она снова кивнула головой и засмеялась.
Вдруг сквозь пальцы я заметил, что лицо ее изменилось.
Большие глаза устремились вперед с выражением ужаса. Прекрасное лицо сделалось суровым.
– Человек!
– произнесла она, откинув назад голову.
– Человек! Откуда у тебя эта скарабея на руке? Говори, или, клянусь Духом Жизни, я поражу тебя на месте!
– Она сделала шаг ко мне, и в глазах ее загорелся зловещий огонь. В ужасе я упал перед ней на пол бормоча про себя что-то несвязное.
– Успокойся!
– сказала она, снова меняя тон, прежним мягким голосом.
– Я испугала тебя! Прости! Иногда в раздражении я невольно злоупотребляю своей силой! Ты был близок к смерти… Но скарабея, - говори, где ты ее взял?
– Я нашел ее, - пробормотал я слабо, так как совершенно забыл в эту минуту, что нашел кольцо в комнате Лео.
– Странно, - произнесла Аэша с волнением и дрожью, - я видала такую же скарабею на шее того, кого я любила!
– и она зарыдала, как самая обыкновенная женщина.
– Быть может, она похожа на ту, - продолжала она, - а тот, кто носил ее, так сильно дорожил ею! note 8 Скарабея, которую я видела раньше, не была вделана в кольцо. Теперь иди, Холли, и постарайся забыть, что видел красоту Аэши!
Note8
Один ученый египтолог, которому я показал эту красивую скарабею, сказал мне, что никогда не видал подобной. Я думаю, что эта скарабея играла видную роль в трагической истории принцессы Аменартес и ее возлюбленного Калликрата, жреца Изиды.
Отвернувшись от меня, она бросилась на ложе и спрятала лицо в подушки. Я не помню, как ушел от нее и добрался до своей пещеры.
XIV. ЗАКЛИНАНИЯ АЭШИ
Было около 10 часов вечера, когда я бросился на свою постель, стараясь собрать мысли и обдумать все, что слышал и видел. Но чем больше я обо всем думал, тем меньше что-либо понимал. Был ли я пьян, с ума сошел или грезил наяву? Возможно ли, чтобы я, человек положительный, имеющий кое-какие познания в науке, абсолютно не доверявший всяким фокусам, которые в Европе называются «сверхъестественным явлением», мог допустить, что в течение нескольких минут беседовал с женщиной, имевшей от роду 2000 лет! Была ли это мистификация, или что другое? Что же такое эти фигуры, которые я видел в воде, это необыкновенное знание древности и положительное неведение настоящего? Что я должен думать о ее удивительной, поражающей красоте?