Все рассмеялись, а Наполеон обратился к Александру:

— Ну, что ты на это скажешь?

— Но я ведь никогда не смеюсь над моей мамой, — ответил мальчик, и его детское личико приняло виновато-растерянное выражение.

— Отлично сказано, — сказал Наполеон и поцеловал сына.

Вечером Мария, ее сестра Эмилия и Александр, сложив в карету вещи, направились к Марчана-Марина. где их ждал корабль. Наполеон проводил путников до невысокого холма, откуда открывался вид на море, и, передав Марии конверт, Эмилии — ларец, а Александру коробку с игрушками, простился с ними.

Едва успел он вернуться, как разразилась гроза. Мысль, что возлюбленная и сын подвергаются опасности, взволновала его и он поручил одному гвардейцу догнать их и вернуть обратно. Но Мария, видя, как разбушевалось море, решила изменить маршрут и сесть на корабль в пятнадцати лье от Марчаны в Порто-Лонгоне. Разумеется, гвардеец их не нашел, и Наполеон в тревоге провел ужасную ночь.

А Мария в это время прогуливалась под ливнем по острову, предаваясь горьким мыслям. Уже на корабле она записала в дневнике:

«Я долго колебалась, понимая, что поступаю дурно, подвергая сестру и сына такой опасности. Самой мне не было страшно. Ибо вернуться значило опять увидеть императора, который так меня оскорбил! Даже мысль об этом была для меня невыносима. Как унизительны Принятые им меры предосторожности! Едва заслышав о моем приезде, перебраться из Порто-Феррайо в другое место, до ночи не выпускать нас с корабля. А чего стоит тайная высадка на берег! И все для того, чтобы о моем пребывании на острове не узнала императрица.

Мне очень хотелось сказать ему, что ее это нисколько не интересует, что она плохая жена и плохая мать. В противном случае она давно была бы здесь. Я пишу то, что думаю».

Истины ради заметим, что горький осадок не помешал Марии сразу по приезде в Неаполь в точности выполнить поручение своего возлюбленного…

После отъезда Марии Валевской Наполеон перебрался из уединенного домика в горах в Порто-Феррайо. Работы по благоустройству комнат для Марии-Луизы подходили к концу. Наполеон, всегда во все вникавший, во всем принимавший непосредственное участие, и тут остался верен себе и для росписи потолка в гостиной придумал аллегорический сюжет в слащавом романтическом духе: два голубка, связанные ленточкой, удаляются от своего гнезда, ставшего для них тесным.

Но судьба, как известно, любит сыграть с человеком злую шутку, и когда местные художники заканчивали это эпохальное творение, Мария-Луиза занималась любовью с красавцем офицером в номере швейцарской гостиницы.

Эта ситуация вне исторического контекста может показаться читателю по меньшей мере странной. Поэтому для вящей убедительности придется, как говорится, вернуться вспять.

21 мая 1814 года Мария-Луиза въехала в Шенбрунн под приветственные крики огромной толпы. Жители Австрии встречали свою эрцгерцогиню так, словно она возвращалась в фамильный дворец после четырех лет тягостной ссылки.

— Да здравствует Мария-Луиза! Да здравствует Австрия! Долой Корсиканца! — кричала толпа.

Мария-Луиза понимала: ее возвращение на родину означает окончательную победу коалиции над Наполеоном. Прибыв во дворец в дурном расположении духа, она удалилась к себе и, в изнеможении, бросившись в одежде на кровать, разрыдалась.

На другой день, немного придя а себя, она написала Наполеону исполненное нежности длинное письмо. Вот оно.

«…Мысль о том, что ты можешь подумать, будто я забыла тебя, причиняет мне невыносимую боль, не сравнимую с той, которую мне пришлось испытать ранее. Вдали от тебя я влачу жалкое существование и, чтобы хоть как-то скрасить его, вышиваю тебе накидку, надеясь, что тебе будет приятно видеть мое рукоделие?»

Но Мария-Луиза была слабохарактерной, легкомысленной женщиной. И, несмотря на искреннюю привязанность к Наполеону, вскоре предала его и — не один раз. Первое отступничество заключалось в ее согласии поменять императорский герб на своей карете на — собственный. А какое-то время спустя она уже не имела ничего против, когда, обращаясь к ней, ее называли «герцогиней Пармской». Мало-помалу, уступая настойчивым уговорам опытных царедворцев, она стала появляться в свете, танцевать на балах и, казалось, не вспоминала о несчастном супруге, изнывающем от разлуки с ней на далеком острове.

Ее более чем раскованное поведение шокировало не только находившихся в Вене подданных Франции, но также многих австрийцев. И в один прекрасный день старая королева Мария-Каролина, сестра Марии-Антуанетты, которая, кстати говоря, терпеть не могла Наполеона, сказала Марии-Луизе:

— Дорогая, замуж выходят один раз в жизни. И на твоем месте я привязала бы к окну простыни и убежала…

Выслушав ее, Мария-Луиза почувствовала нечто вроде угрызений совести. И на мгновение даже вообразила себя в роли беглянки. Но поразмыслив, пришла к заключению, что авантюру с простынями, которые надо привязывать к пыльному балкону, потом опускаться по ним в грязь, — такую авантюру могут позволить себе какие-нибудь неряхи, но не она-аккуратная и добропорядочная женщина.