А я в темноте качал головой, вспоминая, как все было на самом деле, как я нырял и ускользал, как кричал, наводя толпу на ложный след. Вот так я впервые услыхал легенду, возникшую и разросшуюся пышным цветом после моего побега из кэтхиллской тюрьмы. И, само собой, в ней не было ни единого упоминания о Лэнки!

Я увидел, как по телу моего долговязого приятеля прошла еще одна волна вздрагиваний и конвульсий. Наверняка он опять помирал со смеху.

— Грэй не сделал ничего плохого, — заявила Бобби, — он лишь вступился за друга в минуту крайней нужды и…

— Хватит об этом, — остановила ее мать и успокаивающе обняла за плечи. — Не вынуждай отца снова затевать этот спор. Слишком уж вы с ним похожи. Пойдем к столу.

— Мы оставим дверь открытой, — сказал, посмеиваясь, Роберт Мид, — дабы показать юному Грэю, что готовы радушно его принять. Это самое большее, что мы можем сделать для этого джентльмена. Не так ли, Бобби?

Они отошли от окна, и голоса затихли, став совсем неразборчивыми. Билл продолжал свой обход.

Когда он добрался до угла, парень, расхаживавший по соседней стороне террасы, негромко крикнул:

— Все путем?

— Нормально, — откликнулся Билл и, развернувшись, потопал обратно, к открытой двери, в ярко освещенную прихожую.

Едва он миновал разрыв в живой изгороди, Лэнки был уже на ногах — точнее, на четвереньках — и бесшумно, как паук, пронесся по гравию дорожки. А сзади хвостом мчалась его длинная тень. И вот она исчезла — Лэнки припал к земле у выступа балкона как раз в ту секунду, когда дозорный развернулся в конечной точке своего маршрута, предварительно что-то крикнув мужчине, дежурившему в коридоре.

Никакого определенного пароля у них не было. Дозорные выпаливали любое пришедшее в голову сочетание слов: «А вот и мы», или «И еще раз», или «Скажи когда», — в общем, все, что угодно, лишь бы, когда добираешься до самого угла, другой караульный слышал твой голос.

Наверное, Билл уже успел заскучать от однообразного хождения взад-вперед по тому же маршруту, но не показывал этого, напротив, оставался предельно бдительным и напряженным.

Добравшись до противоположного угла террасы, он негромко крикнул:

— Эй!

— Да! — ответили ему, и страж, развернувшись, вновь зашагал в сторону коридора.

Когда он проходил мимо, я попытался заставить — себя последовать примеру Лэнки, но не смог и с места сдвинуться. Перед моими глазами мелькнула, выплыв из глубин памяти, картина того, как однажды в моем родном городе заряд картечи прошил насквозь вывеску лавки. Надпись на ней была уничтожена полностью, а середина представляла собой сплошную дыру с рваными краями.

Да, ружье Билла могло сотворить то же самое и со мной — некий тайный голос подсказывал, что я не сумею пересечь гравийную дорожку так же тихо, как старина Лэнки.

Итак, я лежал под живой изгородью, впившись в землю и обливаясь потом, и слушал, как Билл шагает к двери в прихожую, где, дав отзыв другому дозорному, развернулся и пошел обратно. Парень завершил полный круг, и, когда он снова приблизился к щели в изгороди, мне показалось, что часы в прихожей отбивают половину десятого. Само собой разумеется, ничего подобного я слышать не мог. Это мой собственный пульс колоколом звонил в глупой голове. Но он заставил меня действовать — словно бы пришпорил. Я мгновенно уразумел, что скорее встречу грудью заряд картечи, чем услышу, как эти самые часы и впрямь бьют девять тридцать, до -того как окажусь в комнате, где меня с горячим, свежим кофе ожидает семья Мид.

Короче, я поднялся и, согнувшись в три погибели, понесся по гравийной дорожке, широко расставляя ноги.

Но вовсе не бесшумно! Куда там! Казалось, на ногах у меня вместо ботинок металлические тарелки и шуму я произвожу не меньше, чем несущийся в атаку кавалерийский эскадрон.

Ныряя в тень под краем террасы, я успел заметить, как Билл дернулся и резко поворотил, не дойдя до двери в прихожую.

Дозорный побежал назад, и я почувствовал, как он склоняется к земле чуть выше того места, где притаились мы с Лэнки. Я ощущал это так ясно и отчетливо, как можно почувствовать разве что острие ножа, прижатого к основанию черепа!

Я ожидал услышать грохот выстрела двуствольного обреза, который лишит жизни нас обоих — и меня, и моего друга.

А ведь я мог снять ботинки, перед тем как броситься через эту гравийную дорожку, мелькнуло у меня в голове запоздалое сожаление.

Охранник с дальней стороны террасы прокричал:

— Эй!

— Иди сюда, — позвал его Билл. — Я кое-что заметил тут на дорожке, точнее, услышал, и…

Неспешные, тяжелые шаги медленно приближались к нам.

— Ты кое-что заметил, ты кое-что услышал! Может, ты и выпил кое-что, приятель? — ворчал второй охранник, двигаясь в нашу сторону.