— Да, я, конечно, выберусь из этой передряги, — пробормотал я.

Стало тяжело дышать.

— Бобби… — позвал я.

— Я здесь, — слабым голосом откликнулась девушка.

— Бобби, — попросил я, — ухвати меня покрепче, я, по-моему, куда-то проваливаюсь.

— Посмотри! — вскрикнула она. — Я держу тебя всей силой своей души!

Мои глаза открылись, и я вдруг увидел ее лицо совершенно отчетливо, как и ослепительно золотой рассвет, а еще я заметил, что глаза у девушки покраснели от слез, но она улыбалась, как если бы плакала от счастья. И эта улыбка чудесным образом согрела меня.

После этого мне дали наконец уснуть.

Конечно, я должен был умереть. И доктор заявил об этом совершенно недвусмысленно. Он уверяет, что у меня не было ни единого в мире шанса выжить и он знал это с самого начала, даже готов был прозакладывать всю свою профессиональную репутацию, что я отправлюсь на тот свет, и без проволочек.

Но Лэнки твердит, что у Бобби слишком крепкая хватка и она так просто меня бы не отпустила.

А Бобби клянется, что это Лэнки спас меня, потому как, едва я чуть-чуть пришел в себя и начал бессвязно лепетать какой-то вздор, долговязый принялся рассказывать мне еще более нелепую и бессмысленную историю. Но похоже, рассказ доставил мне удовольствие. Потом я снова уснул, а проснулся, уже ухватившись за жизнь одним ноготком.

Вот, в общем, и вся история.

Картер?

Ну, Картер всех поразил, отказавшись от адвоката, и защищал себя сам. Так или иначе, этот краснобай ухитрился-таки выболтать себе жизнь! Думаю, со временем язык поможет ему выбраться и из тюрьмы.

Но я не возражаю против этого. Да и вообще против чего-либо. За все эти годы я не мог ни единому человеку пожелать беды, поскольку сам я поразительно, невероятно, сверхъестественно счастлив.

Бобби, кажется, все-таки затаила больше злости и с крайним негодованием говорит о слухах, будто Картер делает много добра, спасая души других заключенных.

Ну, он всегда умел обрушивать потоки слов в нужное русло и таким образом добиваться своего.

Что касается Лэнки, то он не слишком-то много времени проводит с нами. Мой долговязый друг находит жизнь на ранчо чересчур однообразной. Мы никогда не знаем, в какой момент он опять сорвется с места. И не в силах угадать, когда он вернется. Но никто не назовет неудачным день, когда Лэнки вдруг является как ни в чем не бывало и, вытянув под столом длинные ноги, заявляет что-нибудь вроде: «Кстати, Бобби, это напоминает мне о тех временах, когда мы с одним джентльменом из Колорадо…»