Шрифт:
Не знаю, как долго я пробыл в таком состоянии, но приходить в себя было очень больно. Я лежал на кровати, руки мои были свободны, повязки на глазах не было.
Через некоторое время мне удалось сесть и медленно свесить ноги. Я поднял глаза и увидел, что напротив, разглядывая меня, сидит Оно. В моем мозгу шевельнулась мысль, что я, должно быть, брежу: такое создание просто не может существовать в действительности. Это был какой-то чудовищный гермафродит с телом мужчины и длинными черными женскими волосами, падающими на плечи. Я сморщился от отвращения, и Оно в ответ тоже гадливо сморщилось. Только тогда ко мне вернулась способность здраво рассуждать, и то, что я понял, уничтожило последние остатки моего былого тщеславия. С пронзительным чувством ярости я вспомнил последние слова, которые сказала девушка, прежде чем Чак вырубил меня: “Тогда он станет совсем красавчиком!” Уставившись на свое собственное обезображенное отражение в зеркале на двери клозета, я запустил пальцы в шевелюру из грубых черных волос и снял ее с головы. В руках я держал дешевый парик. Мое тело превратилось в одну сплошную боль, и это абсолютно лишило меня всякого чувства юмора.
Заснуть я смог только с помощью снотворного и проснулся где-то после полудня с тяжелой, ничего не соображающей головой. Телефон зазвонил, когда я ковылял по направлению к ванной. Подумав, кто бы это мог быть, черт возьми, я не остановился. Долго стоял под горячим душем, долго чистил зубы, пока не удалось перебить противный вкус во рту, затем осторожно оделся. Когда я завтракал (впрочем, это вполне можно было посчитать и обедом), снова затрещал телефон, и я опять мысленно послал к черту звонившего. После третьей чашки кофе я решил, что у меня еще есть кое-какие шансы дожить до завтрашнего дня – пожалуй, пятьдесят на пятьдесят. По-прежнему все болело, тело онемело, я почти не мог двигаться. При всем желании мне никак не удавалось забыть садистские издевательства моих вчерашних посетителей.
Телефон между тем продолжал звонить с регулярными десятиминутными интервалами. Около четырех часов пополудни я не выдержал и снял трубку.
– Мистер Холман? – спросил раздраженный женский голос.
– Да.
– С вами очень трудно связаться. Я звоню вам весь день.
– Я слышал, как звонил телефон, – подтвердил я. Наступило молчание – так, наверное, немеет студентка, только что узнавшая, что она беременна.
– Меня зовут Сара Маннинг, – наконец произнесла она. – У меня к вам срочный конфиденциальный разговор, мистер Холман.
– Понятно, – сказал я без всякого воодушевления.
– Что-то вы не очень приветливы! – В ее голосе снова зазвучало раздражение.
– Я всегда неприветлив по вторникам, – объяснил я. – Это у меня по гороскопу трудный день.
– Могли бы мы встретиться в вашем офисе?
– У меня нет офиса.
– Однако! – Было слышно, как она глубоко вздохнула. – Тогда подскажите, где я могу вас увидеть?
– У меня дома, – предложил я. – Часов в восемь?
– Хорошо.
– Только с одним условием, – попросил я, – не берите с собой маму.
– Маму? – удивилась она. – Зачем мне…
– Затем, что, если с ней, бедняжкой, случится сердечный приступ возле моего дома, я этому просто не поверю, – сказал я и повесил трубку.
Телефон снова зазвонил секунд через пять.
– Это номер мистера Рика Холмана? – сердито спросил тот же женский голос.
– Да, это я, и вы приходите сюда сегодня вечером, в восемь.
– Да? – Чувствовалось, что она слегка ошарашена. – Я вдруг подумала, что могла набрать не тот номер и говорила с каким-то психом! – И она повесила трубку.
Я неплохо провел следующие три часа. Полежал на кровати, потом пообедал бифштексом-с кровью. Когда время стало приближаться к восьми, я достал из верхнего ящика письменного стола пистолет, проверил, заряжен ли он, и спрятал в карман. Теперь я готов был встретиться с кем угодно. Ровно в восемь раздался звонок, и я открыл дверь.
– Мистер Холман? – Плотно сжатые губы стоявшей на крыльце блондинки изобразили слабую безразличную улыбку. – Я Сара Маннинг.
Она была высокой, гибкой, длинноногой. Ее волосы, чуть темнее шотландского виски двенадцатилетней выдержки, были зачесаны назад. Серые глаза широко расставлены, нос строгий и прямой. Ее деловая улыбка, как мне показалось, легко могла превратиться в хищный оскал или насмешливую ухмылку опытной соблазнительницы. На ней был экстравагантный черный шелковый костюм. Низко сидящие на крутых бедрах брюки поддерживал пояс с деревянными шариками. Свободная блузка была совершенно прозрачна, и только нагрудник из ярких бус соблазнительно скрывал большую часть ее крупных грудей. С первого же взгляда я понял, что Сара Маннинг вполне могла бы стать тем средством, которое вылечило бы меня в два счета. Мы вошли в гостиную, она уселась в кресло, а я подошел к бару. Сделав ей и себе шотландское виски со льдом, я подал гостье напиток и сел в кресло напротив. Она глубоко вздохнула, и яркие бусы на груди замерцали отраженным светом.
– Мистер Холман, – начала она очень серьезно, – я представляю всемирно известную кинозвезду.
– Великолепно, – сказал я и сделал большой глоток.
– Прежде чем раскрыть имя, я хочу, чтобы вы дали слово, что примете наше предложение и будете держать это имя в тайне.
– Рассказывайте о предложении.
– Надо найти потерявшегося человека. – Она помолчала пару секунд и добавила:
– В течение семидесяти двух часов.
– Это невозможно, – спокойно возразил я.
– Мы думаем, что вы единственный человек, который смог бы сделать это возможным, мистер Холман. – Ее серые глаза пристально изучали мое лицо. – Вы попробуете?
– Ладно, – пожал я плечами. – Надеюсь, вы понимаете, что нет никакой гарантии успеха. Она кивнула и спросила:
– И вы будете держать в секрете имя вашего клиента?
– В разумных пределах.
– Что это значит?
– Буду держать в секрете до тех пор, пока это не станет бессмысленным.
– Упрямый сукин сын! – Она гневно сверкнула на меня глазами, но тут же успокоилась. – Думаю, нам придется положиться на вашу репутацию и принять это условие.
Открыв свою расшитую бисером черную сумочку, она вытащила свернутый клочок бумаги и подала его мне. Это оказался банковский чек на пять тысяч долларов. Я аккуратно расправил его и положил в бумажник.