— Боже мой... — Кези обхватил голову руками. — И надо же было мне нарваться на эту сумасшедшую! Мэвис, все, что ты сейчас сказала, существует только в твоей больной голове! Поняла?!

Я слушала его со спокойствием статуи. Кези, по мере того, как уговаривал меня, заводился все больше и больше. Он уже почти кричал:

— Мэвис, я надеюсь, что ты опомнишься! Кретинка! Я не убивал! Пойми ты это, наконец!

— Хватит! Будет лучше, если ты во всем признаешься, мерзкий убийца!

— Бред! Отстань от меня! Вот навязалась!

Я вспомнила, что именно так бесновался один из героев русского романа... Как же назывался этот роман? Вроде бы «Братья Карамазофф». У меня одно время был знакомый поэт, который на свиданиях изводил меня своими стихами, а когда мне становилось совсем невмоготу, зачитывал отрывки из разных и, как ему казалось, хороших книг. Но кто же из братьев так колотился?

— Кези, если ты признаешься, тебе сразу станет легче, — вкрадчиво сказала я.

— Наверное, ты права.

Исчерпав все доводы, использовав все аргументы, Кези понял, что со мной ему не справиться. Плечи Кези поникли, и он прошептал:

— Хорошо, я все расскажу... Иначе я сойду с ума.

— Что ты там шепчешь? Не могу ничего разобрать. Говори громче!

— Мэвис... У меня пересохло во рту... Извини, но ты не могла бы подойти поближе?

И он снова что-то прошептал.

Ага, все же я сломила его сопротивление! Отлично! Я предвкушала, как утру копам носы, когда предъявлю им не только свежий труп, но и тепленького убийцу, размазывающего по лицу сопли и слезы. А Джонни... Да у него глаза на лоб полезут, когда он откроет утренние газеты!

Я подбежала к своему кровожадному партнеру и вызывающе уперла руки в бока:

— Ну, Кези, колись! Так это было предательство любви? Или она обозвала тебя импотентом?

— Еще ближе, Мэвис... Мне трудно вот так сразу... вслух произнести...

— А теперь?

— Хорошо.

Глазки Кези то умоляли, то беспокойно бегали.

— Мэвис, я хочу сообщить тебе кое-что на ухо... Только не смотри на меня... мне тяжело...

— Понимаю.

Я глянула в сторону несчастной Саломеи, которой уже никогда не выйти на сцену, и бритоголовые мальчики уже никогда не взвизгнут, увидев, как Саломея вертит задницей...

Страшной силы удар обрушился на мою голову, и тут же в ней словно взорвалась атомная бомба, ослепив меня адским пламенем.

...Моя огромная голова тяжело качалась на тонком стебельке шеи. Было темно, и только порой в глазах пролетали какие-то искорки. Я громко застонала, и этот звук заставил меня приподнять веки — створки склепа. Меня мутило.

Господи, кто это передо мной? Какая отвратительная мегера: волосы дыбом, язык вывалился, взгляд жуткий.

— И где ты так нализалась, милочка? — прохрипела я. — И чего ты от меня хочешь? Пива? Его здесь нет.

Шла бы ты, дорогая... Слушай, а где ты сделала такую прическу? Как назывался этот салон? «Невеста Франкенштейна»?

Мегера, вроде бы, что-то отвечала мне, но ее голоса я не слышала. Она открывала рот каждый раз, когда я задавала ей вопросы. Черт побери! Она просто дразнит меня! Вот я ей сейчас как наподдам!

Я наклонилась и что есть силы врезала чертовке по щеке. Ай! Руку мою словно обожгло. Нет, не обожгло, — я разбила всю кисть о зеркало.

О зеркало?

Значит, «пьяная мегера» — это я. И волосы дыбом — у меня. И мутные глаза, и перекошенное лицо... Где же щетка для волос? И, вообще, что происходит? Неяркий свет торшера, скорее, затушевывал, чем прояснял ситуацию.

Я глубоко вздохнула, встала и включила верхний свет. Пока ясно только одно: я нахожусь в собственной гримерке.

И тут я вспомнила все: Кези, нож, Саломею... Но как же я здесь оказалась? Наверное, этот ублюдок оглушил меня и перенес сюда. А Ирма?.. За то время, пока я была без сознания, Кези запросто мог убить ее! А может, он все еще стоит под дверью с ножом и готов ударить Ирму, едва только она переступит порог?

Нет! Я должна сделать все, что в моих силах, и спасти ее!

Я кое-как причесалась, одернула свои одежки и, выйдя за дверь, побрела к гримерке Ирмы Бузен. Ноги мои были деревянными, голова раскалывалась, как будто двадцать юных танцовщиц плясали канкан прямо под черепной коробкой.

«Господи, сделай так, чтобы Ирма где-нибудь задержалась, — молила я. — Помоги ей и мне...»

Гримерка Ирмы была закрыта. Я потопталась и едва не повернула назад, проявив малодушие. Но мысль о том, что за дверью — труп невесты мистера Хетчика, заставила меня подналечь плечом на дверь и... Я чуть не упала, но каким-то чудом сохранила равновесие.

Ирма тщательно проверяла свою экипировку, состоявшую из ярко-желтого атласного бюстгальтера и черных с желтым атласных трусиков. С одного взгляда я поняла, что моя красотка жива и здорова. Более того — готовится к выступлению.