Сердце у Жоржи забилось так, будто она пробежала несколько миль.

— Только слишком не обольщайтесь, миледи, — предостерег ее Моррис. — Он знает лишь то, что этот офицер — англичанин.

— Он жив? Не щадите меня. Я хочу знать правду.

— Вчера вечером был жив. Больше этот человек ничего сказать не может.

— О Господи, — прошептала Жоржи, — сделай так, чтобы это был Симон.

— Я послал за местным доктором. За десять тысяч франков он может покинуть на один час свою переполненную больницу.

— Предложи ему больше. Я хочу, чтобы он пошел с нами.

Моррис что-то коротко сказал владельцу гостиницы.

— Он поедет вслед за нами, — пояснил Моррис.

— Как ты думаешь, это Симон? — с надеждой спросила Жоржи.

— Если это маркиз, он непременно будет жив, миледи. Нет такой пули или такого врага, которые могут его сразить, — с гордостью проговорил Моррис. — Он прошел тяжелейшую войну на Пиренеях и даже в таком аду сумел выжить.

— Спасибо тебе, Моррис. — Жоржи была благодарна ему за слова утешения и поддержки, они вновь вдохнули в нее надежду. — Маркизу повезло, что о нем заботишься ты.

— По крайней мере дюжина моих предков служила семейству Map, миледи. Мы найдем его, непременно найдем. Вот только вопрос — в каком состоянии?

Лачуга, к которой их привезли, имела весьма обшарпанный вид. Спешившись, Жоржи выкрикнула имя мужа.

И в ответ услышала благословенный голос Симона. В нем недоставало обычной силы, но это, без сомнения, был его голос. Жоржи бросилась к покрытой соломой хибаре, на ходу повторяя его имя, полуплача и полусмеясь, испытывая опьяняющее чувство благодарности и облегчения.

Она остановилась на пороге, ничего не видя, потому что внутри было темно.

— Ты выглядишь чудесно, — долетел из дальнего конца комнаты шепот Симона.

Вознося благодарственные молитвы, зная, что она отныне навсегда поверит в чудеса, Жоржи бросилась вперед и опустилась на колени перед соломенным тюфяком, на котором лежал Симон. Обхватив руками лицо мужа, она нежно поцеловала его.

— Теперь со мной все будет в порядке, — шепотом сказал Симон, и в его голосе послышались шутливые нотки.

— Вы хотите воды, сэр? — спросил Моррис, опускаясь на колени и протягивая флягу. Он увидел, что рядом с маркизом лежал заряженный револьвер.

— Это было бы очень здорово. — Симон не пил с самого утра. Взяв из рук Морриса флягу, он поднес ее ко рту.

— Тебе нужен доктор, — в панике сказала Жоржи, видя, как дрожит его рука, которой он держал флягу.

— Прусский солдат охранял меня с вечера, но утром уехал, — пробормотал Симон.

Моррис взял из руки хозяина флягу и помог ему сделать еще глоток. После этого Симон закрыл глаза, словно исчерпав остаток сил. Жоржи в отчаянии посмотрела на Морриса.

— Нам нужно доехать до деревенской гостиницы, сэр, — заявил Моррис.

— В моем бедре находится мушкетная пуля, — прошептал Симон, приоткрыв глаза, чтобы послать Моррису безмолвный сигнал. — Ее нужно удалить…

— Да, сэр.

— Никаких докторов… — Его голос замер.

— Да, сэр, я понимаю, сэр.

— Ты не смеешь! — воскликнула Жоржи, но, встретив предупреждающий взгляд Морриса, замолчала.

Симон потерял сознание, когда его поднимали на повозку. В гостинице его уложили на чистую постель, и Моррис позволил доктору осмотреть рану. Она была рваной, сильно воспалилась, и когда доктор сказал, что нужно пустить кровь, Симон покачал головой.

Моррис поблагодарил доктора, заплатил ему и проводил из комнаты.

— Из меня вытекло столько крови за эти два дня, что трудно себе представить, — со слабой улыбкой произнес Симон.

После бульона и яиц всмятку он почувствовал себя лучше.

— Надеюсь, Моррис, что ты сделаешь так, чтобы потери крови были минимальны.

— Да, сэр, сделаю все возможное. Бренди или настойку опиума, сэр?

— Бренди. И я не хочу, чтобы ты это видела, — обратился он к Жоржи. — Это не входит в круг обязанностей жены.

Жоржи была несказанно рада, что Симон жив и у нее не было иных обязанностей, кроме как быть женой.

— Я хочу быть ассистентом, если Моррису потребуется моя помощь.

— Тогда я в надежных руках. Давайте поскорее покончим с этим малоприятным делом.

Маркиз выпил полстакана бренди и кивнул Моррису.

Жоржи побелела, когда увидела, как Моррис сделал надрез скальпелем. Она поспешила сесть, чтобы не потерять сознание. Во время всей операции Симон не двигался и не жаловался. Когда мушкетная пуля была наконец удалена, рана промыта бренди и зашита, Симон поблагодарил Морриса так, словно тот оказал ему самую заурядную услугу. После этого он почти сразу погрузился в беспокойный сон, а когда проснулся ночью, попросил Жоржи, чтобы она легла рядом с ним.