Леони прижалась к нему, понимая, как страдает Сэм, и всей душой желая облегчить его муки.

– Уезжая отсюда, я знал, как должен поступить, – объяснил Сэм. – Остальное тебе известно. Дома я нашел… труп Минит, плавающий в бассейне. – Он взглянул в глаза Леони. – У меня такое чувство, словно это я убил ее, – признался он. – Понимаю, это бессмысленно, безумно! Я не успел даже сообщить ей о своем решении… – Его глаза наполнились слезами. – Теперь мне остается лишь гадать: кто сделал это? И почему?

Вчера ночью Леони поверила его словам. Она и сейчас верила ему… если бы не легкая тень сомнения.

Повернувшись, она зашагала по столовой и гостиной, ломая руки.

«Надо немедленно остановиться, – приказывала она себе. – Что за чертовщина? Как я могла предать Сэма, пусть даже мысленно?»

А если он все-таки…

Нет. Этого не может быть. Он не такой.

Леони метнулась наверх, в спальню, желая оказаться как можно дальше от внимательных глаз рабочих. Там, глядя на неубранную постель, на которой они с Сэмом еще недавно предавались любви, она вдруг расплакалась.

«Господи, не дай мне обмануться еще раз!» – молила она.

Увидев Сэма на пороге, Эрминда нервно улыбнулась ему. Ее глаза бегали, выдавая страх и презрение к двум полицейским, которые привезли ее в поместье.

– Эрминда! – воскликнул Сэм. – Слава Богу, с тобой ничего не случилось! Я так беспокоился…

Она пожала плечами.

– Со мной все в порядке, мистер Сэм, – подтвердила она. – Полицейские привезли меня сюда, только чтобы задать несколько вопросов.

– Где же ты была? – спросил Сэм.

– В Куинсе, у брата. После того как миссис Николсон уволила меня…

– Уволила?! – изумился Сэм.

– Давайте пройдем в дом и поговорим, – вмешался Бигнер, кивнув в сторону библиотеки. Полицейским, которые привезли Эрминду, он велел подождать в вестибюле.

В библиотеке Сэм заметил, что Бигнер с любопытством разглядывает Эрминду. Видимо, детектив не знал, как отнестись к красавице латиноамериканке, служившей в доме Николсона, и на его лице отражалась смесь подозрения и интереса.

Ничего удивительного, с иронией отметил про себя Сэм. Сегодня Эрминда была неузнаваема, особенно благодаря отсутствию привычной мешковатой униформы. Она оделась во все черное – трикотажный облегающий топ, тесные джинсы, босоножки на высокой платформе; тонкие золотистые цепочки поблескивали на ее шее и запястьях, в ушах покачивались большие золотые серьги-обручи. Блестящие смоляные волосы рассыпались по плечам. Только обильный, но искусный макияж казался неуместным здесь, вдали от столицы.

– Так вы говорите, миссис Николсон уволила вас? – начал Бигнер, дождавшись, когда Сэм и Эрминда сядут.

– Да, – кивнула Эрминда, – уволила. – И она взглянула на Сэма: – А разве вы не знали?

– Нет, – покачал головой Сэм.

– В пятницу утром, – уточнила Эрминда, – после того как вы уехали на работу.

– Почему же это произошло, мисс Гомес? – осведомился Бигнер.

– За завтраком миссис Николсон и мистер Сэм поссорились, – сообщила Эрминда.

Сэм метнул в Бигнера быстрый взгляд, но лицо детектива осталось непроницаемым. «О Господи! – ужаснулся Сэм. – Вот они, новые улики против меня!»

– Когда ушел мистер Сэм, – продолжала Эрминда, – я сказала миссис Николсон, что он не заслуживает подобного обращения, объяснила, что он хороший человек и искренне старается угодить ей. Она взбесилась и уволила меня.

– Из-за чего они поссорились? – спросил детектив.

– Она сказала, что закрыла общий банковский счет, – без запинки пояснила Эрминда. – И предупредила, что больше не даст ему ни гроша.

Бигнер пронзил Сэма острым взглядом глаз-буравчиков, словно сделал какие-то важные выводы.

Сэм смело встретил его взгляд, не скрывая сожаления. «Похоже, пора отказаться отвечать на вопросы и позвонить адвокату», – подумал он.

– Что же было дальше, мисс Гомес? – продолжал расспросы детектив, сосредоточив все внимание на экономке.

– Я просто собрала вещи, – ответила Эрминда, – и вызвала такси, чтобы добраться до вокзала в Гудзоне. Следующего поезда мне пришлось ждать больше часа. – Она пренебрежительно посмотрела на детектива, словно он один был виновен в том, что ей довелось вытерпеть такое неудобство.