Иэн немало повеселился, решая, кому именно вручить письма. Он не любил столь многих фаворитов короля, что перед ним был богатый выбор, на кого падет честь доставить королю печальное известие. Первой мыслью было предоставить Фулку или Генри стать вестниками собственной отставки, но Иэну с неохотой пришлось отказаться от нее.

Эти благородные господа вполне способны были вскрыть печать горячим ножом и, узнав о содержании, убить гонца и уничтожить письма, повернув дело так, что Элинор отказалась отвечать на приказ короля, и тем самым представив ее брак актом неповиновения. «Не то чтобы большинство других придворных были выше того, чтобы вскрыть письмо, — угрюмо пояснил Иэн Элинор. — Просто никто другой не захочет пойти на такой риск, раз письма не касаются лично его».

Поразмыслив над этим делом более тщательно, Иэн весело рассмеялся и приказал слуге Элинор возложить это бремя на Хью Невилльского.

— От кого? — переспросил этот джентльмен подозрительно, не протянув руку за предложенным пакетом, а кивком головы приказав взять письма своему слуге.

— От Элинор, леди Роузлинд, — повторил гонец, низко поклонившись, — и от сэра Иэна, лорда де Випона.

Его акцент был отвратителен, одежда забрызгана грязью и промокла от пота, а вонял он, хоть нос затыкай. Он знал, что его вид оскорбляет великого лорда, но данные ему инструкции были предельно ясны, и он должен подчиняться.

Невилль нахмурился, повертев пакет в руках и взглянув на печать. Он был не из тех людей, кто оказывает услугу даже другу, если это не выгодно ему самому, и он, конечно, не согласился бы передать королю что-то такое, что могло бы вызвать его гнев. Не потому, что Джон в то время пребывал в плохом настроении. Наоборот, король казался необычно весел, словно ожидал какое-то приятное событие, а ожидать было что — королева была беременна. Невилль, однако, знал короля достаточно хорошо, чтобы не клюнуть на лжедоброту. Когда Джон входил в свою активную стадию, перемены настроения можно было ожидать в любой момент.

Иэн де Випон был знаком Невиллю. Ему не нравился этот человек, но король вроде бы к нему благоволил. Печать, однако, произвела даже меньше впечатления, нежели имя леди. Он помнил какой-то разговор о том, что леди Элинор недавно овдовела. Лицо Невилля прояснилось. Без сомнения, леди хотелось бы выйти замуж снова. Это означало бы для короля жирный куш, если выберет мужа она сама, или он сможет вознаградить какого-нибудь верного придворного, отдав ее ему.

Фулк? Хью Невилль на мгновение с сомнением опустил глаза на пакет. Бедная женщина. Может быть… Нет. Это не его дело. Его дело — чтобы королю было приятно. Он покосился на гонца. Даже если последует ответ, не стоит использовать этого оборванца. Указания короля должны доставляться более достойными посланцами.

— Ответа не будет, — отрывисто произнес Невилль. — Убирайся!

Не утруждая себя анализировать реакцию простолюдина, Невилль упустил явное выражение облегчения на его лице. Его госпожа приказала не ждать ответа, а, отдав пакет, немедленно возвращаться в Роузлинд за дальнейшими распоряжениями, и он не знал, что с ним будет, если лорд, которому он отдаст письма, прикажет ему остаться. Оказавшись между жерновами ярости лорда, если он не подчинится ему, и гневом хозяйки, если ослушается ее, он пострадал бы в любом случае. Теперь, похоже, он свободен. Он снова низко поклонился и с благодарностями попятился из комнаты. Его ждала лошадь, а в гавани стояло судно, собиравшееся отплыть в Англию с вечерним отливом. Он должен успеть на него.

Невилль помахал рукой, словно разгоняя запах, оставшийся после гонца. «Глупая женщина, — думал он, — она вполне заслуживает Фулка. Почему она не приказала этому холопу помыться, прежде чем появляться перед приличными людьми? Вся комната провоняла». Он неспешно поднялся.

В общем-то, сейчас, как никогда, удачное время, чтобы вручать королю письма. А когда он вернется, запах уже выветрится.

Бодрым шагом направляясь в покои короля, Невилль с удовольствием представлял себе, как загорятся глаза Джона при упоминании имени леди Элинор. Джон был несколько удивлен, когда не получил ответа на свое письмо. Он почти рассчитывал на длинные скучные мольбы со стороны Элинор отказаться или хотя бы отсрочить исполнение приговора о замужестве в связи с ее недавним вдовством. Однако ее отговорки не очень волновали короля. Молчание или открытый отказ удовлетворили бы его в не меньшей степени. Это послужило бы прекрасным поводом взять Роузлинд силой с помощью войска, с которым он вернется из Франции.

Он мог бы объявить ее мятежницей и захватить владения целиком, без необходимости делиться с кем-то еще. Джон пожал плечами, срывая печать. Задержка, возможно, была вызвана тем, что леди собирала сведения о двух предложенных ей королем кандидатах в мужья.

Первое настоящее сомнение посетило Джона, когда он осознал тяжесть пакета. Это было не просто письмо. Неужели эта сука оказалась умнее, чем он думал? Неужели она нашла какие-то юридические аргументы, основанные на обычаях или прецедентах, которыми надеялась защитить себя от его права выбрать ей мужа? Глаза его ухватили первые строки верхнего свитка, на котором было нанесено имя леди, и он на мгновение почувствовал вкус победы. Глупая шлюха, неужели она думает, что если она изобразит почтение к нему и поведает ему о своих несчастьях, то он забудет о том, что произошло между ними? Минутное удовлетворение сделало его шок и ярость, порожденные объявлением Элинор о своем замужестве, тем более страшными.

— Сука! — заорал Джон, швыряя пакет на стол, так что бумаги ворохом высыпались из него. — Стерва! Грязная, вонючая шлюха! Пожирающая дерьмо свинья!

Он обвел комнату сверкающими злобой глазами, но подходящей жертвы сорвать злость не обнаружил. Слуги были отосланы подождать снаружи, когда Невилль попросил аудиенции. Сам Невилль выскользнул за дверь при первых же признаках потемнения цвета лица короля. На случай, если сомнения, которые он прочел на лбу Джона, прояснятся, он стоял у самого порога, ожидая возможности войти снова.