«Ноль первый» уже начал свой последний, невероятно прекрасный танец смерти. Дельтовидные крылья вытянулись, раскачиваясь, как у грациозно плывущего по воздушным потокам планера. Беккер представлял, каково сейчас Авидару, как его товарищ отчаянно дергает рычаги, нажимает кнопки, тянет штурвал, пытаясь удержать вышедший из-под контроля самолет. Но все было напрасно.

«Ноль второй» успел сблизиться с обреченным лайнером, и Беккер наблюдал за ним в бинокль. Из брюха раненой птицы вывалился небольшой пропеллер – значит, по крайней мере бортовой компьютер еще функционировал. Словно поврежденный мозг большого и сильного зверя, он сознавал опасность, но в отличие от мозга человека не мог понять, что рана смертельна, и продолжал бороться за жизнь. Получив данные об отказе гидравлической и электрической систем, компьютер выбросил воздушный винт, чтобы включить электрогенератор и гидравлический насос. Французы дали этой функции название tres pratique, англичане скептически именовали ее жестом отчаяния.

Беккер понимал, что в сложившейся ситуации появление нового источника энергии лишь усугубит проблемы. Электрические провода оживут, и из разорванных труб хлынет гидравлическая жидкость. Раздавлены нервные окончания, вскрыты артерии. Но механическое сердце продолжало биться, и механический мозг продолжал отдавать команды. Чувствуя подступающую к горлу тошноту, Беккер отложил бинокль и потер глаза и виски.

В кабине погибающего «конкорда» Авидар и Хирш действовали чисто инстинктивно, реагируя на каждый новый сигнал тревоги, потому что ничего другого им не оставалось. Лео Шарет со спокойствием обреченного следил за приборами, показывавшими, что системы корабля уже неподконтрольны его приказаниям. Световые индикаторы гасли один за другим. Словно подхваченный ветром серебристый осенний листок, «конкорд» начал заваливаться вперед. Затем судьба сжалилась над ним и избавила от последних мук. Самолет исчез в яркой вспышке.

Беккер слышал горестные крики в пассажирском салоне, но даже на их фоне выделялся крик маленького Якова Лейбера, только что потерявшего жену.

Куски взорвавшегося самолета летели в направлении второго «конкорда», и Беккеру пришлось предпринять рискованный маневр, чтобы избежать встречи с ними. Пятеро мужчин, стоявших в кабине, повалились на пол. Нескольких пассажиров сбросило с кресел. Питер Кан с запозданием зажег табло с надписью «Пристегните ремни» и включил громкую связь:

– Всем оставаться на местах. Оснований для беспокойства нет. – Он поспешно объяснил ситуацию.

Тем временем упавшие поднялись. Хоснер посмотрел на Добкина и Берга. Они отвернулись.

«Лир» снова вышел на связь. Динамики донесли голос Риша, пронзительный и почти истеричный.

– Они сами вынудили меня сделать это! – прокричал он. – А теперь слушайте меня! Вы последуете за мной и будете делать то, что я скажу. В противном случае разделите их судьбу.

Хоснер схватил микрофон:

– Риш, ты ублюдок! Это я тебе говорю, Яков Хоснер. Проклятый убийца! Я сам тебя прикончу, сукин сын!

За этим обещанием последовала целая гроздь изощренных ругательств на арабском.

Не успел Хоснер замолчать, как кабину снова заполнил голос Риша. Похоже, араб пытался взять в себя в руки и говорил нарочито медленно и тихо:

– Мистер Хоснер, первое, что я сделаю, когда мы приземлимся, это убью вас.

Хоснер начал было отвечать, но его прервал Беккер. Забрав микрофон, он попытался вызвать на связь Ласкова, но в наушниках слышался лишь свист.

Словно подтверждая его опасения, радио затрещало, и сквозь помехи пробился голос Риша:

– Вы больше не сможете поддерживать связь ни с вашим эскортом, ни со мной. Так что просто следуйте за «лиром».

Свист стал громче и пронзительнее.

Беккер уменьшил звук:

– Он нас глушит, создает искусственные помехи. Возможно, у него на борту широкополосный передатчик. – Пилот оглядел хмурые лица мужчин. – Похоже, ваш Риш держит на руках все козыри.

Берг, старший из присутствующих, кивнул. Лицо у него было пепельно-бледным. Впрочем, остальные выглядели не лучше. Сцена гибели «конкорда» не оставила равнодушным никого.

– Если позволите, я вернусь в салон и расскажу обо всем министру иностранных дел и пассажирам. Люди должны знать, что случилось и какова ситуация сейчас. – Он перевел дыхание. – Прошу меня извинить.

Проводив Берга взглядом, Том Ричардсон нерешительно откашлялся:

– Может быть, будет лучше, если мы дадим пилотам возможность заниматься своим делом.

Американца поддержал Добкин:

– Вы правы. А нам надо поговорить с каждым пассажиром и рассказать, что нас ожидает после посадки. Заложники всегда испытывают сильнейшее психологическое давление, и необходимо как можно быстрее организовать помощь тем, кто послабее. Это очень важно.

– Да, – согласился Хоснер. – Хорошая мысль. Думаю, продержат нас долго. Точнее, вас.

– Не беспокойтесь, мистер Хоснер, – попытался подбодрить его Ричардсон. – Этот мерзавец просто хотел запугать вас.

Долго молчавший Макклюр подал наконец голос:

– Не будьте идиотом, Том. Этот парень только что убил пятьдесят человек. Если он пообещал расправиться с Хоснером, то так и сделает.

– Спасибо, – сказал Хоснер.

– Я говорю то, что есть.

Макклюр пожал плечами и достал очередную спичку взамен изжеванной.