Четверо слуг втащили переносное кресло, в котором спал старый император. Установив это странное ложе подле Опалового трона, они ушли.

«О, бедный старик, ну почему бы не дать ему умереть спокойно? Зато теперь все, кто должен явиться, в сборе», — зябко поеживаясь, решила Инос.

И она не ошиблась — издалека донесся громкий стук закрываемой двери, и мгновением позже из темноты, величаво вышагивая, появился Итбен, направляющийся к Опаловому трону. Регент был облачен в пурпурную тогу, левая рука скрывалась под небольшим бронзовым щитом, а в правой он держал короткий, тоже бронзовый, меч. За Итбеном торопливо спешил принц, выглядевший одновременно и очаровательным и жалким в своей не по-детски огромной тоге. Бедняжка бездумно таращился прямо перед собой, никто и ничто его не интересовало. На сей раз его мать отсутствовала. Взобравшись на возвышение второй ступени и приблизившись к Опаловому трону, Итбен повернулся к собравшимся, видимо лично намереваясь проверить, все ли в сборе. Принц поднялся только на первую ступеньку центрального возвышения и остановился справа от трона. Он тоже повернулся, но осматриваться не стал, а застыл как статуя.

Инос все больше и больше злилась на недотеп, таскающих не только стариков, но и детей на утомительные ночные бдения.

«В Империи что, не знают, как присматривать за своими будущими правителями?» — возмущалась она.

— Султан Азак! Готов ли ты представить свое прошение Четверке Хранителей Пандемии? — провозгласил Итбен.

— Да, — немного хрипло откликнулся Азак.

— Тогда мы исполним наше древнее право и первейший долг перед всеми и от твоего имени вызовем Четверку!

Итбен поднял правую руку, отвел ее в сторону и энергично стукнул по выпуклому центру щита, повернувшись к Золотому трону, к которому также были прикованы взоры всех присутствующих.

Глухой «кланк» прозвучал весьма неубедительно.

«Ну и ну! Кто же такое услышит? — удивилась Инос. — Отсюда до Золотого дворца неблизко».

Какое-то мгновение все затаив дыхание ожидали чего-то, но ничего не происходило. Под мерцающим светом канделябра Золотой трон так и остался пуст.

Затем свечи медленно померкли и угасли, сияющее дерево умерло, и тьма поглотила по-прежнему пустующий трон.

Изумленные зрители обернулись к Итбену, но регенту было не до объяснений. Его самого словно столбняк поразил. Замерший ступенькой ниже принц, так же как и правитель, разинул рот и вглядывался в темноту с некоторой долей заинтересованности.

Замешательство регента длилось не долго. Преодолевая неловкость ситуации, Итбен глазами отыскал в толпе пару сенаторов и внимательно посмотрел на них, словно спрашивая, не напутали ли они чего-нибудь. Как-никак право Призыва не использовалось по меньшей мере сто лет — срок достаточный, чтобы забыть какую-нибудь деталь. Но советники регента лишь едва заметно пожали плечами.

Стиснув челюсти, Итбен решительно повернулся налево, сделал несколько шагов и оказался перед Голубым троном, местом колдуна Литриана. Снова был поднят меч... но удар не понадобился. Некто невидимый упредил регента и погасил свечи, и Голубой трон исчез в ночи.

Хранители отвергали его призыв.

Инос по возможности незаметно, но пристально осмотрелась. Азак, хмурясь, ярился... регент молча бесился... большинство зрителей пребывало в тихой панике... зато Калкор от души наслаждался драмой, скаля в ухмылке зубы... маленький принц недоуменно хлопал глазами... Но, возможно, ребенок пытался подавить смех.

Прежде чем регент сдвинулся с места, свечи над Белым троном, беспокойно замигав, тоже погасли — Блестящая Вода проявила полную солидарность с остальными Хранителями.

— Очень скверно! — раздался тяжелый замогильный голос.

Только Алый трон Запада все еще оставался освещенным — гранитное безобразие с уродливым барельефом, — и он не пустовал. Там восседал мальчик.

Регент поспешил обойти вокруг Опалового трона и за его спинкой остановился для поклона.

— Ваше всемогущество оказывает мне честь... — кланяясь, начал Итбен, но его оборвали на полуфразе.

— Вот уж нет. Честь, как же! — заявил вновь прибывший.

Нет, не мальчик был на Алом троне — юноша. Однажды в Кинвэйле Андор водил Инос в сланцевый карьер герцога. Там трудились гномы, народ необычайно низкорослый, с массивными плечами и крупными головами — цвет лиц напоминал серый песчаник. Несмотря на юность, в волосах Зиниксо пробивалась седина. Гоблин был явно выше колдуна-гнома. Во всяком случае, ноги Зиниксо до пола не доставали, а массивные руки, покоящиеся на подлокотниках, выворачивались кверху, заставляя плечи вздернуться к ушам. Вряд ли Хранителю было удобно на жестком и огромном для него троне. Зиниксо завернулся в необычную тогу, цвета остывающего на наковальне куска железа, извлеченного из горна. Туникой гном, видимо, пренебрег, так как его правая рука и плечо остались обнаженными.

Растянув в ухмылке губы, гном продемонстрировал мелкие, как прибрежная галька, зубы и проскрипел.

— До чего же ты нетерпелив, регент. Все спешишь, спешишь... Ну-ка, попробуй нас позвать!

Замолчав, Хранитель чуть склонил свою большую голову, будто прислушиваясь к чему-то. Инос поразили его беспокойные, как бы бегающие глаза, и она вспомнила, что Ипоксаг упоминал о непомерной недоверчивости и подозрительности гномов. Кроме того, за ними прочно закрепилась репутация подлых и жадных.

Либо в маленьком принце проснулось любопытство и он захотел увидеть колдуна, либо мальчиком овладел страх и он не желал стоять спиной к мрачному Хранителю. Какова бы причина ни была, малыш резко развернулся лицом в другую сторону и затем вновь застыл в неподвижности.

Зиниксо, очевидно, остался доволен и возобновил свои издевательские реплики:

— Попробуй достучаться, хотя бы завтра, собачий прихвостень.

Всесильный колдун, издевающийся над регентом, похож был на ребенка, мучающего насекомое.