— А если не получится?

Мастерсон пожал плечами.

— Тогда они мне больше не будут нужны. Их судьбу решит мистер Таунс или вы сами.

Они двинулись по коридору. Хеклер пропустил доктора в изолятор, но сам не вошел, лишь заглянул внутрь. Если в действительности волевые люди окажутся наиболее податливыми на воздействие извне, то это будет переворот в науке.

При этой мысли Хеклер почему-то почувствовал страх.

В своей прежней жизни он не забивал себе голову принципами морали — просто делал свою работу, брал деньги, остальное его не касалось. Теперь же что-то в его душе перевернулось.

Подумать только, волевые, уверенные в себе люди, с которыми он, Хеклер, всегда пытался соперничать и которым непроизвольно подражал, оказались самыми податливыми на постороннее воздействие. Сильный делался слабым именно из-за своей силы. Парадокс…

Хеклер отвлекся от роившихся в его голове мыслей и взглянул на Мастерсона:

— Принести вам чашку кофе, док?

— Будьте любезны, подполковник.

Это он делал каждый вечер, если физическое состояние ему позволяло. Мэтью Смит вытащил обойму из «Беретты» и принялся аккуратно разбирать любимый пистолет. Уиздом сидел рядом, возле камина, Лилли на кухне заканчивала приготовление десерта. Наверное, она угостит их шоколадным тортом — любимым лакомством Уиздома.

Громко потрескивали поленья в очаге: в комнате было тепло и уютно. Уиздом прокашлялся.

— Ну, а когда… — начал он и запнулся.

Смит поднял голову. Запах оружейного масла уже уверенно конкурировал с ароматами, доносившимися из кухни.

— Я хочу спросить, когда…

— Когда же кто-то наконец попытается что-то сделать с тем фортом, правильно?

— Да…

— Скоро. Но все серьезные предприятия требуют четких планов и хорошей подготовки.

— То есть не в один день Рим строился?

— Что-то вроде того. Но скорее наша нынешняя ситуация больше напоминает ту, в которую угодил как-то Юлий Цезарь. Помнишь, когда ему предстояло перейти Рубикон?

— Да.

— Вот так и мы. Если мы сделаем этот шаг, обратной дороги для нас уже не будет.

— Я понимаю…

— Ну, а какие именно слова произнес Цезарь, помнишь? Скажи-ка по-латыни.

Смит принялся собирать «Беретту».

— Жребий брошен, да? — спросил Уиздом.

— Да, но как это звучит в оригинале?

— Э… «Alea jacta est».

Смит улыбнулся.

— Молодец, Уиздом.

— Эй, ребята, десерт! — позвала Лилли.

Мэтью взглянул на юношу.

— Ну, не заставляем ждать твою маму.

Он вставил в пистолет обойму и спрятал его в кобуру. Уиздом был уже на кухне и примерялся к торту со сливками.

Смит подошел к умывальнику, локтем отвернул кран и тщательно вымыл руки. Лилли протянула ему полотенце.

— А я могу помочь в освобождении этих пленных в форту?

Что ж, вопрос был вполне логичным для мальчика, который обладал недюжинным интеллектом и находился в прекрасной форме для своего возраста. И этого вопроса Мэтью Смит боялся с первой же минуты, когда Уиздом вернулся домой.

Пока он думал над ответом, Лилли сказала:

— Если там найдется работа и для тебя, то ты сам прекрасно знаешь — Смит попросит тебя сделать ее.

— Это немного, — вздохнул Уиздом.

Смит сел за стол, опустил голову на руки и закрыл глаза.

Лицо Монтенегро трудно было разглядеть — на него падала тень. Но в голосе его звучала озабоченность.

— Значит, она больна.

Это был не вопрос, а утверждение, но Керни все же ответил:

— Да.

Они находились возле парапета бассейна рядом с домом Дмитрия Борзого. Сам Борзой и Керни сидели в шезлонгах, а Монтенегро стоял перед ними. Джеф глотнул имбирного пива из стакана.

Он заметил, что Монтенегро пытается прикурить сигарету, но сильный ветер с моря не позволял ему этого сделать, постоянно задувая его одноразовую зажигалку. Керни встал на ноги, прикрыл ладонями свою солидную «Зиппо» и поднес руки к лицу Монтенегро.

Тот прикурил.

— Gracias. Значит, тебя беспокоит ее состояние?

Керни сел.

— А как ты думаешь? — спросил он с некоторым вызовом. — Она ведь моя подружка, так?

— А что с ней такое?

Керни выдохнул воздух. Что ж, всегда лучше сказать правду, чем самую правдоподобную ложь. Если, конечно, обстоятельства позволяют это сделать.

— Она слишком много пьет. У меня такое впечатление, что она надирается с утра до вечера. Ты доволен?

Монтенегро положил руку ему на плечо.

— Успокойся, — сказал он доброжелательно. — Когда у мужчины не идут дела с женщиной, то ему кажется, что весь мир против него. И лучший способ здесь — это найти себе другую.