Никто не обращал на нее внимания.

Самая высокая девочка неприкаянно бродила у окна. Она остановилась, поудобней расставила ноги и достала из трусов прокладку. Понюхала ее, заправила обратно. Так через каждые пять минут.

Открылась дверь и вошла Ева. В русском сарафане до пят и со стриженой головой.

— А пчелка золотая, — проговорила она тихо, хлопая в ладоши и оглядывая комнату. — А что же ты жужжишь?

Дети подняли головы, посмотрели на нее. Далила тут же заметила нескольких из них, которые обменялись удивленными взглядами друг с другом. Остальные смотрели на Еву, оставив пластмассовые конструкции, бессмысленно и спокойно.

— Около лятаешь. А в дом не лятишь. — Ева прошла по комнате, минуя ковер, который мешал ей отстукивать каблучками ритм. — Жаль, жаль, жалко мне, а в дом не лятишь.

Она покружилась красно-золотым цветком и села, спрятав голову в колени, на пол. Дети вставали, подходили к ней по очереди. Кто-то первым потрогал стриженую голову, за ним потянулись другие руки.

— Тульская губерния, фольклор. — Ева подняла к Далиле лицо с испуганными глазами. — Как ты думаешь, если я зареву, это нарушит условия контакта?

— Веди себя естественно, — вздохнула Далила, — видишь девочку у окна? Она очень напряжена.

Ева постояла около девочки и поймала ее руку, когда она в очередной раз полезла в трусы. Девочка подняла на нее глаза.

— Чечетка, — Ева отстучала по паркету каблуками, — теперь ты!

Девочка нахмурилась и посмотрела на ноги Евы.

На следующий день Далила привезла в интернат Кешу. Он подрался, отнимая конструктор у длинного нескладного мальчика с отвисшей нижней губой. Кеша яростно отстаивал право на конструктор, потому что два раза попросил и сказал «пожалуйста». Как только Кеша размахнулся, мальчик закрыл худыми руками голову и настороженно следил за ним из-под локтя. Кешу такое поведение удивило, он стал убирать руки мальчика от лица, предлагая честно подраться.

Ева перешла от фольклора Тульской губернии к частушкам. За ней уже ходили, восторженно притопывая, несколько девочек и очень маленький подвижный мальчик. Мальчику лучше всех удавалось поймать ритм.

Далила выделила группу из трех девочек и двух мальчиков. Это они всегда искали глазами друг друга, когда происходило что-то интересное или необычное. Она упросила заведующую показать их личные дела, ссылаясь на необходимую информацию о состоянии здоровья. Изучив тонкие папки, уехала из интерната раньше, вечером выпила бутылку вина.

— Ну что, не идет работа? — спросила Ева, заметив, что Далила не повеселела от выпитого.

— Да, трудно очень. Умственно отсталых детей меньше половины группы. Остальные поступили совершенно нормальными.

— Почему же это нормальных — в такой интернат?

— Разные причины… — Далила уставилась в окно. — Во-первых, значительная доплата персоналу за больных детей, они заинтересованы в комплектации групп. А воспитатели в обычных детских домах заинтересованы в том, чтобы проблемных и неуправляемых детей — просто детей с трудным и неуживчивым характером, понимаешь? — держать где-нибудь подальше! Вот и ставят диагноз: умственное отставание.

— Интересные дела, — задумалась Ева, — а эти нормальные, но проблемные дети, они отличаются сейчас по интеллекту?

— В этом и состоит мой интерес — узнать, что происходит в таких группах. Я предполагала раньше, что происходит сглаживание. Ну, то есть ненормальные дети стараются подтянуться до уровня нормальных, а нормальные — слегка опуститься в развитии. Я была не права.

— Так что же получается?

— Я пока точно не знаю. Предположим, ты попала в джунгли к обезьянам. Ты должна бороться за выживание, а еще наблюдать: как они добывают пищу, как играют, как спасаются. Если их поведение покажется тебе приемлемым, ты перестанешь через год разговаривать и совершенно изменишь свое отношение к жизни. Но кто скажет, что ты стала глупей или деградировала? Кто определяет уровень приспосабливаемости?

— Окружающие! — авторитетно заявила Ева.

— А если тебя окружают обезьяны?

Через три недели у Евы появились свои поклонники и поклонницы, но основная масса детей робко и осторожно прилепились к Далиле глазами и — в буквальном смысле — руками. Они старались всегда прикоснуться к ней, потрогать, погладить. Одна девочка, стоило Далиле присесть с ними за стол, подходила сзади и сворачивала из волос Далилы прядку с жесткой кисточкой на конце. Она проводила этой кисточкой себе по лицу, шее и рукам, закрыв глаза.

Ева в это воскресенье прощалась. Надела обтягивающий гимнастический купальник и впала в полный сюрреализм, показывая возможности своего тела.

В напряженной музыке «Продижи» бились бутылки и печатала старая пишущая машинка.

Воспитательница, пронаблюдав несколько минут ее то ли танцы, то ли цирковое представление, решила сбегать за заведующей, чтобы та сама решила, можно ли показывать такое «дитям».

В дверях комнаты скоро столпилась почти вся смена интерната. В то время, когда взрослые тети в белых халатах и колпаках, доктор мужчина с забытыми на лбу очками, няни, стаскивающие в трансе огромные черные перчатки, заведующая, перепуганно кутавшаяся в пуховый платок, просто стояли, замерев и открыв рот, все — все дети группы — медленными, плавными танцевальными движениями двигались в пространстве игровой комнаты, пугая легкими улыбками и белками закатившихся глаз на блаженных лицах.