Одновременно СССР вел переговоры и с Японией, в которых И.В Сталин также участвовал. Эти переговоры увенчались подписанием 13 апреля 1941 года советско-японского пакта о нейтралитете и декларации о взаимном уважении территориальной целостности и неприкосновенности границ Монгольской Народной Республики и Маньчжоу-го. Молотов утверждал, что подписание договора с СССР было для Японии в известной степени местью за пакт Молотова-Риббентропа. Он говорил: «Сталин был Крупнейший тактик. Гитлер ведь подписал с нами договор о ненападении без согласования с Японией!… Большое значение имели переговоры с японским министром иностранных дел Мацуокой. В завершение его визита Сталин сделал один жест, на который весь мир обратил внимание: сам приехал на вокзал проводить японского министра. Этого не ожидал никто, потому что Сталин никогда никого не провожал. Японцы, да и немцы были потрясены. Поезд задержали на час. Мы со Сталиным крепко напоили Мацуоку и чуть ли не внесли его в вагон. Эти проводы стоили того, что Япония не стала с нами воевать».

Поскольку подписанные соглашения существенно уменьшали вероятность совместного выступления Германии и Японии против СССР, Сталин постарался создать впечатление, что их заключение является новым: этапом в укреплении мирных отношений со всеми «странами оси». Посол Германии Шуленбург, известный своим желанием сохранить мирные отношения с СССР, сообщал 13 апреля 1941 года в Берлин, что во время проводов Мацуоки «Сталин громко спросил обо мне и, найдя меня, подошел, обнял меня за плечи и сказал: «Мы должны остаться друзьями, и Вы должны теперь все для этого сделать!» Затем Сталин повернулся к исполняющему обязанности немецкого военного атташе полковнику Кребсу и, предварительно убедившись, что он немец, сказал ему: «Мы останемся друзьями с Вами в любом случае». Сталин, несомненно, приветствовал полковника Кребса и меня таким образом намеренно и тем самым сознательно привлек всеобщее внимание многочисленной публики, присутствовавшей при этом».

О том, что эти усилия принесли свои плоды, свидетельствовало донесение военного атташе СССР в Германии В. Туликова от 25—26 апреля 1941 года. Тупиков сообщал, что по мнению его информатора по кличке «Хозяйственник», угроза столкновения СССР и Германии была снята, что «заключением пакта с Японией СССР вновь стабилизировал свои отношения с Германией». Кроме того, источник, ссылаясь на мнение Г. Геринга, говорил о важности хозяйственных отношений между СССР и Германией. Оценивая информацию «Хозяйственника», Тупиков приходил к выводу: «По-моему… немцы в программе своей политики каких-то не весьма отдаленных сроков имели выступление против нас. Япония по этой про грамме должна была выступить одновременно с Германией. Московский пакт опрокинул генеральную суть этой программы… Пакт, разрушив важнейший участок этих приготовлений, действительно отсрочил столкновение… просто потому, что поставил перед необходимостью перерасчета сил и создания возможной другой коалиции».

Хотя Тупиков подчеркивал, что основные вооруженные силы Германии сосредоточены по-прежнему на советско-германской границе и «сроки столкновения – возможно, более короткие и, безусловно, в пределах текущего года», он оговаривался, что «эти планы и сроки могут натолкнуться на нечто подобное поездке Мацуоки «в Москву через Берлин и Рим», как ее здесь в дипломатических кругах называют. Но это уже не подобрей воле немцев, а вопреки ей». Поэтому Тупиков считал, что Германия будет прежде всего создавать новую антисоветскую коалицию с участием Турции и Швеции. Однако Тупиков затруднился сказать, в какой степени официально объявленные Германией планы на Ближнем Востоке и в Африке и «такие цели, как Суэц, Мосул, разгром англичан в Абиссинии», могут ослабить войска, сосредоточенные у границ СССР.

В апреле – мае 1941 года театр военных действий охватывал обширный регион от Балкан до Северной Африки и Ирака. 31 марта германские войска, пришедшие на помощь итальянским в Ливии, перешли в наступление и к 15 апреля достигли границ Египта. После капитуляции Греции 23 апреля германские войска стали захватывать острова греческого архипелага и к 1 июня овладели Критом. В марте 1941 года в Ираке произошел переворот и к власти пришло прогерманское правительство Рашида Али, которое получило поддержку от немцев и французской администрации в Сирии. Позиции Великобритании в стратегически важном регионе оказались под угрозой.

Сталину казалось, что летом 1941 года Гитлер будет развивать достигнутые успехи в Восточном Средиземноморье или же направит десант в Англию и не пойдет на развязывание трудной и неизбежно затяжной кампании против СССР. В то же время Сталин сознавал, что, одержав победу над Великобританией или заключив мир с ней на германских условиях, Гитлер перебросит армии на восток. О том, что Сталин видел в Германии наиболее вероятного противника, свидетельствовало его выступление 5 мая 1941 года перед выпускниками военных академий, когда он особо остановился на причинах военных успехов Германии. Официальных записей выступлений на этой встрече не велось, но сохранились воспоминания ее участников. Генерал Лященко запомнил такие слова Сталина: «У нас с Германией не сложились дружеские отношения. Война с Германией неизбежна, и (повернувшись к Молотову) если товарищ Молотов и аппарат Наркоминдела суме ют оттянуть начало войны, это наше счастье. А вы, – сказал Сталин, обращаясь к военным, – поезжайте и принимайте меры на местах по поднятию боеготовности войск».

Участник этой встречи Энвер Муратов рассказывал, что, когда «некий генерал-майор танковых войск предложил «выпить за мир, за сталинскую внешнюю политику мира, за творца этой политики, за нашего великого вождя и учителя Иосифа Виссарионовича Сталина», Сталин протестующе замахал рукой. Гости растерялись. Сталин что-то сказал Тимошенко, и тот объявил: «Просит слово товарищ Сталин». Раздались аплодисменты. Сталин жестом предложил всем сесть. Когда стало тихо, он начал свою речь. Он был очень разгневан, немножко заикался, в его речи появился сильный грузинский акцент. «Этот генерал ничего не понял. Он ничего не Понял. Мы, коммунисты, – не пацифисты, мы всегда были против несправедливых войн, империалистических войн за передел мира, за порабощение и эксплуатацию трудящихся. Мы всегда были за справедливые войны за свободу и независимость народов, за революционные войны за освобождение народов от колониального ига, за освобождение народов от капиталистической эксплуатации, за самую справедливую войну в защиту социалистического Отечества. Германия хочет уничтожить наше социалистическое государство, завоеванное трудящимися под руководством Коммунистической партии Ленина. Германия хочет уничтожить нашу великую Родину, Родину Ленина, завоевания Октября, истребить миллионы советских людей, а оставшихся в живых превратить в рабов. Спасти нашу Родину может только война с фашистской Германией и победа в этой войне. Я предлагаю выпить за войну, за наступление в войне, за нашу победу в этой войне». Сталин осушил свой фужер, все в зале сделали то же самое. Воцарилась тишина».

О правдивости рассказа Э. Муратова свидетельствует тот факт, что не прошло и 10 дней после приема в Кремле, как Генштаб подготовил новый план военных операций на случай войны, в котором предлагалось «не давать инициативы действий германскому командованию», а для этого «упредить противника в развертывании и атаковать… германскую армию в тот момент, когда она будет находиться в стадии развертывания». Удар Красной Армии в направлении Краков – Катовице должен был отрезать Германию от Венгрии и Румынии, а последующие удары привести к разгрому немецких армий западнее Вислы и овладению Восточной Пруссией. В 1965 году Г.К. Жуков говорил вое иному историку Виктору Анфилову: «Идея предупредить нападение Гитлера появилась у нас с Тимошенко в связи с речью Сталина 5 мая 1941 года перед выпускниками военных академий, в которой он говорил о возможности действовать наступательным образом. Конкретная задача была поставлена A.M. Василевскому. 15 мая он доложил проект директивы наркому и мне».