Это была уже вторая отставка Троцкого за 20 месяцев существования Советской власти. Очевидно, что Троцкий воспринимал разгон своей «команды» как гораздо более страшное поражение, чем разгром красных армий на Южном фронте. Как и во время брестского провала, Троцкий думал только о своей политической судьбе и вновь, как и в феврале– марте 1918 года, просьба об отставке была для Троцкого лишь поводом для того, чтобы его долго упрашивали вернуться.

И все же, несмотря на явные свидетельства краха его военной политики, Троцкий не только уцелел, но его упрашивали остаться. Решение, принятое 5 июля 1919 года и подписанное В.И. Лениным, Л.Б. Каменевым, М.И. Калининым, Л.П. Серебряковым, И.В. Сталиным и Е.Д. Стасовой, объявляло, что оргбюро и политбюро ЦК не могут «принять отставку т. Троцкого и удовлетворить его ходатайство они абсолютно не в состоянии». Было очевидно, что руководство страны опасалось отправить в отставку человека, который был вторым после Ленина вождем партии и республики. Выставив Троцкого за пределы руководства, правящая партия получила бы потенциальный центр притяжения сил, недовольных Лениным и его сторонниками. А это было чрезвычайно опасно в ходе Гражданской войны.

Как и в результате своего единодушного избрания в ЦК VII съездом партии после катастрофического поражения в Бресте, Троцкий вновь получил свидетельство своей незаменимости. Решение гласило, что «отставка т. Троцкого… была бы величайшим вредом для Республики». Политбюро и оргбюро даже объявляли о намерении предоставить Троцкому «полную возможность всеми средствами добиваться того, что он считает исправлением линии в военном вопросе, и, если он пожелает, постараться ускорить съезд партии». Идя навстречу пожеланиям предреввоенсовета, оргбюро и политбюро объявляли о том, что они «сделают все от них зависящее, чтобы сделать наиболее удобной для т. Троцкого и наиболее плодотворной для Республики ту работу на Южном фронте, самом трудном, самом опасном и самом важном в настоящее время, которую избрал сам т. Троцкий».

В эти дни, как свидетельствовал Троцкий, Ленин выдал ему «бланк, написавши внизу страницы следующие строки: «Товарищи. Зная строгий характер распоряжений тов. Троцкого, я настолько убежден, в абсолютной степени убежден, в правильности, целесообразности и необходимости для пользы дела даваемого тов. Троцким распоряжения, что поддерживаю это распоряжение всецело. В. Ульянов (Ленин)».

Оставшись во главе Красной Армии, Троцкий летом 1919 года не мог добиться успеха в боевых действиях лишь за счет получения карт-бланша от Ленина. Сохраняя под своим контролем Южный фронт, Троцкий обнаруживал свою беспомощность остановить наступление деникинских армий. Ленин вновь стал открыто выражать неудовлетворение деятельностью Троцкого, к тому же справедливо «заподозрив, что Троцкий старался дискредитировать нового Главнокомандующего в глазах командиров Южного фронта».

Свидетельством полного тупика, в который зашло военно-стратегическое мышление Троцкого, стала подготовка им 5 августа 1919 года секретного меморандума для ЦК, в котором он, словно повторяя приказ Павла I атаману Платову, выдвинул безумный план прорыва Красной Армии из России в Индию. Как подчеркивал Дейчер, на это решение Троцкого повлияли два обстоятельства. С одной стороны, в момент подготовки меморандума он не видел никакой возможности для Советской власти удержаться на европейской территории России. С другой стороны, из Индии пришли известия о кампании гражданского неповиновения, руководимой Махатмой Ганди. «Это сочетание событий привело в движение политическое воображение Троцкого и повело его в странном направлении».

Троцкий предложил направить в Сибирь «лучшие элементы Украинской партии, освободившиеся ныне по независящим причинам от советской работы. Если они потеряли Украину, пусть завоевывают для советской революции Сибирь». Троцкий отмечал, что «европейская революция как будто отодвинулась. И что уж совершенно вне сомнения – мы сами отодвинулись с запада на восток… Из этой перемены вытекает необходимость перемены ориентации». Поэтому он предлагал поставить вопрос о подготовке «элементов азиатской ориентации и, в частности… военного удара на Индию, на помощь индусской революции».

«Ареной близких восстаний может стать Азия, – утверждал Троцкий, – наша задача состоит в том, чтобы своевременно совершить необходимое перенесение центра тяжести нашей международной ориентации… Если конница в маневренной Гражданской войне, как показал опыт, имеет огромное значение, то роль ее в азиатских операциях представляется бесспорно решающей. Один серьезный военный работник предложил еще несколько месяцев тому назад план создания корпуса (30000-40000 всадников) с расчетом бросить его на Индию». «Разумеется, – отмечал далее Троцкий, – такой план требует тщательной подготовки – как материальной, так и политической… Между тем международная обстановка складывается, по-видимому, так, что путь на Париж и Лондон лежит через города Афганистана, Пенджаба и Бенгалии».

Троцкий предлагал «использовать этот момент и сосредоточить где-нибудь на Урале или Туркестане революционную академию, политический и военный штаб азиатской революции, который в ближайший период может оказаться гораздо дееспособнее исполкома 3-го Интернационала. Нужно уже сейчас приступить к более серьезной организации в этом направлении, к сосредоточению необходимых сил лингвистов, переводчиков книг, привлечению туземных революционеров – всеми доступными нам средствами и способами». Возможно, вообразив себя пролетарским Чингисханом, Троцкий был готов предпринять грандиозную авантюру, по сравнению с которой даже прорыв в советскую Венгрию выглядел надежным и безопасным предприятием.

К этому времени для военного и политического руководства республики стала ясна порочность существовавшего до сих пор плана разгрома Деникина, исходившего из нанесения флангового удара от Царицына на Новороссийск через донские степи. Все, кто проходил в школе историю СССР в 30-50-х гг., твердо знали из учебников, что этому плану, который придумал Троцкий, Сталин противопоставил другой план разгрома Деникина, предложив нанести главный удар через Харьков, Донбасс и Ростов. Успевающий ученик мог легко объяснить, почему был плох план Троцкого («Красная Армия проходила бы по районам с казачьим населением, часть которого находилась под влиянием белогвардейцев») и чем был хорош план Сталина («Красная Армия шла бы через рабочие районы»). Тогда вряд ли кто из школьников знал, что Троцкий оспаривал сталинское авторство второго плана. Троцкий утверждал, что Сталин был автором флангового удара, а он, Троцкий, выступал за удар в лоб.