Первобытный человек должен был не только добывать себе пропитание, но и собственноручно изготовлять все необходимые вещи. Выделке лука, стрел и тетивы он уделял много времени и терпения, потому что жизнь его зависела от качества оружия.

Дакуин находился в расцвете молодости и сил. Он забыл о кафирах и подумывал о том, чтобы взять в жены Суоллу, но против этого восстал Кару. Он заявил, что не отдаст Суоллы, пока они не придут в страну, куда еще не проникли кафиры.

— Я чую надвигающуюся беду и все время слышу топот бегущих ног.

— Когда же мы придем в эту мирную страну? — спросила Суолла. — Много ли там воды и дичи?

Старый бушмен досадливо прищелкнул языком:

— Мы уходим, потому что нас гонят. Из страны плодородной нас гонят в песчаную пустыню. Здесь растет сочная трава, там — колючие кусты. От прозрачной реки мы идем к гнилому пруду.

— Я, Дакуин, говорю: останемся здесь, где много дичи и много воды.

— Так говорил Каббо, и его убили. Кабиры убивают всех, кто не хочет покидать свое жилище. Животные тоже переходят с места на место, потому что их гонят голод, жажда или страх.

— Бушмен ничего не боится!

Дакуин вскочил и высоко поднял свой новый щит, словно бросая вызов врагам.

— Да, он похож на гуаи! — отозвался Кару, указывая на черного самца антилопы. — Но стая диких собак догонит его и загрызет. Бушмен всегда один, а врагов у него много. Вот почему умер Каббо. Умрешь и ты, умрут все бушмены, если они не согласятся уступить свою землю тем, кого много.

— Я видел, как собаки загрызли большого гуаи. Почему он не защищался? Он — сильный, они — слабые.

— Страх превратил его кровь в воду. Он знал, что победит стая; у стаи есть вожаки, которые подчиняют себе других.

— Бушмен никому не будет служить! — сердито крикнул Дакуин.

— Да. И потому он должен уйти, если хочет жить. Я слышу топот бегущих ног. Мы уйдем, когда проснется солнце.

На рассвете следующего дня они собрали свои пожитки — шкуры, полосы сушеного мяса, мешки с пеммиканом — и, спустившись в долину, пошли на запад. Антилопы, которые паслись на лугу, долго смотрели им вслед, а животные, сидящие на корточках, проводили их лаем. Когда кочевники скрылись из виду, павианы спустились в долину, чтобы издали взглянуть на пещеру: они хотели знать, действительно ли ушел человек.

Но лишь на третий день один из самых смелых павианов рискнул войти в пещеру, покинутую бушменами.

Перед уходом из пещеры Кару и Дакуин в последний раз гадали на костях. Воздух дрожал от топота ног. Кафиры-убийцы вторглись в страну. Покинуты были краали, сожжены хижины, уведен скот. Бежали все, кто в силах был бежать. Остались только старики и больные; им грозила голодная смерть или смерть от ассегая. Мозелекац приближался с войсками. Не только кочевники, но и оседлые жители, занимавшиеся скотоводством, в страхе бежали в горы, уступая дорогу «истребителям».

Гадальные кости предвещали беду. Главная кость, Чоу, лежала лицом вниз; Као, юноша, упал рядом с Доной, девушкой, а Гэчуи, женщина, валялась в стороне.

— Много будет убитых, — сказал Кару, — и многие покидают равнины. Но мало проходит людей нашего племени. Мы пойдем вдоль реки. Суолла, ты воткнешь в землю несколько веток листьями вниз. Если по этой тропе пройдет кто-нибудь из нашего народа, он узнает, что мы, жившие здесь, ушли.

Когда Суолла исполнила приказание, они покинули пещеру. Впереди шел Кару, за ним Дакуин, оба несли свое оружие. Шествие замыкала Суолла, нагруженная шкурами, пузырями с водой и мешками с мясом. Охотникам не полагалось нести поклажу: эта обязанность лежала на женщине.

Животные, проводив их глазами, снова вернулись на пастбище.

Трое бушменов целый день шли вдоль берега реки. На следующее утро Кару уселся на землю, свесил голову между колен и долго прислушивался. Примеру его последовал Дакуин. Издалека донеслись до них протяжные вопли женщин. Но это были женщины чужого племени.

Снова тронулись они в путь и шли не останавливаясь, пока не увидели хижин, сложенных из камня. Кару взял на себя роль разведчика. Словно змея, он полз от куста к кусту, и Дакуин вскоре потерял его из виду. Вернулся он не скоро; Дакуин заметил его издали. По-видимому, путешественникам никакая опасность не угрожала, так как Кару шел смело, не считая нужным прятаться.

Он повел их к каменным хижинам — жилищам оседлого племени. Они увидели дохлых собак с раздутыми животами и оскаленными зубами, но ни одного живого существа в хижинах не оказалось. Мужчины, женщины, дети бежали в горы, оставив здесь лишь несколько разбитых горшков.

— Этой дорогой шли кафиры, — сказал Кару. — Суолла, ступай по тропинке женщин к воде. Должно быть, они опустили свои горшки в водоем, если боялись преследования.

У Суоллы глаза были зоркие. Она тотчас же нашла дорожку, протоптанную женщинами и ведущую к водоему. Сюда приходили они посудачить, и это место было для них не менее священно, чем дерево «индаба» для мужчин.