Он задумался. Вода играла в свете пламени, а тело его шевелилось. Мелькнуло колено, бедро.

— Если выбор между сожрать его или поиметь — то да.

— Ты даже с Жан-Клодом не хотел меня делить.

— Мы больше не встречаемся, Анита.

Ах да.

— Извини, забыла на минуточку. — Укол боли как от задетой полузажившей раны помог мне думать чуть яснее. — Джейсон в волчьей форме, Ричард. Я не собираюсь покрываться шерстью.

— С этим я могу разобраться.

И его зверь золотистой тенью прыгнул из него в меня. Как будто острие метафизического ножа вонзилось в меня, потом сквозь меня в Джейсона, и вдруг я оказалась в середине всей этой силы, боли и ярости. Зверь питается болью и яростью. Я осталась стоять на коленях, ловя ртом воздух, не в силах вскрикнуть.

За меня вскрикнул Джейсон, и его зверь стал уходить от него — нет, в него, будто что-то огромное запихивали в и без того полный чемодан. Но этим чемоданом было тело Джейсона, и чемодану было больно. Я ощущала выворачивание костей, отщелкивание и присоединение мускулов. Черт, ну и больно же! До меня долетела далекая мысль Ричарда, что это так больно, потому что вынужденно. Когда сопротивляешься перемене, получается больнее.

Мех будто всосался обратно в бледную кожу, которая поднялась сквозь него, как нечто, вмороженное в лед, вытаивает на поверхность. Джейсоново тело снова лепилось в форму, и мех уходил в него, двигались кости и мышцы. Все тонуло в нем, пока он снова не стал собой, лежа бледный и дрожащий в луже жидкости. Она пропитала мои джинсы от колен вниз. Джейсон перекинулся, но не пожрал, и теперь его вынудили перекинуться еще раз на протяжении получаса. Может быть, если бы ему дали подкормиться, с ним было бы все в порядке, но сейчас он лежал, дрожал, сворачиваясь в комок, стараясь удержать оставшееся тепло и занимать поменьше места. И Джейсон, как и Калеб, понимал, что ко мне сейчас прикасаться не стоит.

Он больше не представлял опасности для Калеба. Пока не отдохнет, он ни для кого не будет представлять опасности. Вообще-то даже...

Я глядела на круглые ягодицы, такие гладкие, твердые, нежные. Глядела на это голое тело, и не секс у меня был в голове. Ричард только дал мне выбор блюд.

Я посмотрела в свое видение, на Ричарда, где он был виден отчетливо, а все остальное в тумане.

— Я могу думать только о том, чтобы вонзить в него зубы. Ты его сделал беспомощным, а мне нужно есть, потому что есть нужно тебе.

— Я себе найду что-нибудь поесть. Я наемся, но у тебя не на что там охотиться, Анита. Ты же не хочешь никого из них рвать.

Я взвыла громко и долго, выпуская досаду в джип, выливая ее изо рта, обжигая себе горло, потом сжала руки в кулаки и шарахнула по борту машины. Металл застонал, и я заморгала, глядя, что натворила. Вмятина. Круглая ямка размером с мой кулак. Мать твою.

Калеб тихо пискнул. Я поглядела на него и видела только мягкую плоть живота, почти ощущала ее у себя на зубах. Нагнувшись над Калебом, я стала обнюхивать его живот. Не помню, когда я подобралась так близко.

— Анита! — позвал меня Ричард.

Я подняла глаза, и он действительно был передо мной. Он отпихнул руку Джемиля и привалился к борту ванны. Потом пробежал руками по груди, трогая пальцами соски, потом рука пошла ниже, и Ричард поднялся из воды. Она стекала по нему серебристыми струями, все ниже, ниже. По животу, по полоске волос, рука спустилась еще, взяла его, стала с ним играть. Он рос у меня на глазах, и голод сменился, будто его переключили. Но как только голод превратился в желание, запылал ardeur. Он восстал из середины моего существа как огонь, ширясь, ширясь, и рука Ричарда, тело Ричарда раздували жар, ревущей пеленой заставляли его накрывать мое тело.

Но Жан-Клода здесь не было, чтобы нам помочь, а Ричард сегодня не мог поставить щит. Ardeur пробежал по метафизическому шнуру и ударил в Ричарда как грузовик на полной скорости. У него выгнулась спина, рука конвульсивно сжалась, и сам он рухнул на край ванны, оставив ноги в воде.

Я смотрела в огромные карие глаза, в лицо, опустевшее без обрамлявшей его гривы, и видела, как ужас борется с желанием. Наверное, раньше он не испытывал ardeur в полной его силе. Его ошеломило, смяло, лишило дыхания, но ненадолго. Я знала, что ненадолго.

И я сказала ему то, что он сказал мне:

— Ты можешь обратить ardeur в голод, но на ком-то или на чем-то нам сейчас надо кормиться. Для чего-нибудь другого слишком поздно.

И даже его голос у меня в голове прозвучал сдавленно:

— Мне и лучше, и хуже. Кажется, я могу теперь охотиться. Раньше я не мог двигаться.

— У всякой вещи есть хорошая и плохая сторона, Ричард.

Я злилась на него — сдержанной горячей злобой, и она помогала мне брести по воде, которой был ardeur, по воде, которая хотела поглотить меня, утопить в желании. Но я лелеяла злость и шла по воде вперед изо всех сил.

Я почувствовала, как сменился его голод, как подвело у него живот желанием мяса и крови, желанием драть добычу, и только далеко-далеко осталось желание сексуальное.

— Я пойду на охоту, и все будет в порядке, надеюсь.

— Это мне не очень поможет, Ричард, — ответила я, и злость даже прошла по нашей метафизической связи, как по проводу.

— Прости, Анита, я не понимал. Я не хотел.

Я знала в этот миг, что могу превратить его голод обратно в ardeur. Как он заставил Джейсона сменить форму, так и я могла заставить его голод принять форму по моему выбору. Знала, что могу плеснуть ему на кожу магией и заставить кормиться так, как придется кормиться мне. Но я не стала. Он сделал это по неведению, и я не могла ответить тем же намеренно.