Маркелов недоверчиво хмыкнул, но самоуверенности в нем поубавилось и, потоптавшись минуты три, он улизнул в туалет сравнивать бицепсы перед зеркалом.

– Ты живешь с матерью и дядей? – спросила Даф.

– Откуда ты знаешь? – удивился Меф и тотчас сам догадался: – А, ну да! Митина! Болтун – находка для шпиона!

Сравнение Дафне не понравилось.

– Тут явный симбиоз. Скорее уж шпион – находка для болтуна, – уточнила она.

– Так Митина?! – спросил Меф.

Даф боязливо промолчала, зная, что иначе это обернется для нее потемневшим пером.

– Учишься где-нибудь? – продолжала расспрашивать Дафна, исследуя границы новых воспоминаний Мефа. Если не было резиденции, логично предположить, что не было и Глумовича.

– Учился. Последние классы закончил экстерном, – сказал Меф неохотно.

«Все ясно. Редактировать воспоминания всему классу наши не стали. Ограничились Мефом, Эдей и Зозо», – сообразила Дафна.

– Поступаешь куда-нибудь?

– Да. В этом году.

– Куда?

– На биологический, в МГУ.

У Дафны мгновенно выстроилась связь: «Троил – Эдемский сад – биология».

– А если провалишься?

– Провалюсь – придется идти на платное, – сказал Меф, слегка морщась.

– Платить будешь сам?

– Ага. Я трудоголик. С двух лет оплачиваю все счета за игрушки, кефир и зубную пасту, – сказал Меф.

Шутить-то он шутил, но Даф отлично знала, что Меф всегда помогал Зозо. Когда играешь в теннис жизни, всегда надо возвращать шарик благодарности тому, кто тебе его послал. Если будешь прятать шарики в карманы, вскоре нечем будет играть. Тот, кто умеет только сжимать ладони, не умея разжимать и отдавать, никогда не уплывет дальше гавани. Кулаком вода не загребается.

Как-то само собой случилось, что к метро они пошли вместе, продолжая разговаривать.

В «Звездном пельмене» было шумно. За стойкой призывно полосатились фирменные рубашки. То и дело доносились возгласы: «Касса свободна!» и «Приходите еще!»

Внезапно к равномерному чавканью пельменниц примешался посторонний звук. Это Митина, не ушедшая до сих пор домой, неожиданно для себя стукнула ладонью по противню с пельменями. Во все стороны брызнул фарш.

«Плевать! Какое мне до них дело? Это быдло! Рабочий скот! Бабочки-однодневки! Кружатся, болтают, провожают друг друга и никогда ничего не достигнут!» – подумала она, глядя на Мефодия и Дафну, проходивших снаружи мимо зеркальной витрины. Похоже было, что эти двое нашли друг друга.

Митиной стало досадно. Захотелось плакать и размахивать табуреткой, проламывая головы этим чавкающим, жвачным животным за столиками, которые целый день, конвейером, сменяли друг друга, никогда не заканчиваясь. Почему одним всё дается сразу – любовь, радость, а другие должны прогрызать себе дорогу зубастым и сердитым честолюбием?

О том, что можно просто и искренно любить саму жизнь и всех людей, и тогда радость придет сама собой, Митина как-то никогда не задумывалась.

Карьера и рост – путь наш прост.

Когда юноше исполняется шестнадцать, в жизни у него впервые возникает трепетное слово «военкомат». Первым оно звучит в прокуренных устах школьного военрука, который обучает разбирать-собирать автомат за сорок секунд, заставляет записывать в тетрадь факторы поражения и объясняет, в какую сторону следует лечь ногами, когда в километре от тебя вспухнет ядерный грибок. При этом весь класс обычно дико ржет и чешет ногтями лица, распухшие после зверской присыпки, которой обработаны внутри новые противогазы.

Потом отец, которого ты перерос на голову, замучил вечным попрошайничеством и ночным торчанием за компьютером, со включенными колонками, мстительно говорит: «Ну ничего! Займется тобой сержант Мухамеджанов!»

И, наконец, наступает момент, когда среди обычной рекламы, забивающей почтовые ящики, внезапно возникает повестка с просьбой явиться такого-то числа для прохождения медкомиссии. Бумажка обычно напечатана типографским способом и только некоторые слова, включая твое имя, вписаны ручкой, что представляется особенно многозначительным. Тут обычно сразу становится несмешно и радостное школьное желание бесконечно разбирать и собирать автомат улетучивается раз и навсегда.

Первые две стадии – военрука и отца с мифически злобным сержантом Мухамеджановым – Петруччо Чимоданов счастливо проскочил. Точнее, обе эти стадии заместились у него Ареем, который стал и сержантом, и военруком в одном лице. Однако повестки и ему миновать не удалось.

Повестку вручила ему мама, когда Петруччо заглянул домой взять кое-какие вещи и попутно поковыряться ложкой в супе.

– Друг мой! Как председатель гражданской комиссии российского филиала международного общества по обсуждению правильности установки запрещающих знаков в центре Москвы, я считаю, что медкомиссию тебе пройти необходимо! Это будет способствовать твоей внутренней мобилизации и станет дополнительным стимулом для подготовки в высшее учебное заведение! – изрекла она.