Меф миролюбиво хмыкнул, не желая связываться по пустякам, и отправился в туалет смывать под краном головную боль.

Когда Меф вернулся, наскоро высушив голову под сушилкой для рук, в кухне произошли некоторые радостные изменения. Из своего крошечного кабинетика выкатилась круглая и веселая директриса, имевшая прозвище Пончик. Фамилия у нее была просто контрговорящая – Тощикова. В «Пельмене» ее любили.

С ней рядом стояла хорошенькая девушка в джинсах и футболке. Волосы у нее были светлые, легкие, заколотые в два беспокойных невесомых хвоста, взлетавших вверх от малейшего сквозняка. На одном плече у нее небрежно болтался рюкзачок. Фирменную рубашку с эмблемой сети ей еще не выдали.

Пончик была женщина громкоголосная и все на свете делала оглушительно. Когда она говорила, даже телевизор невольно переходил на шепот.

– Друзья, знакомьтесь! Пименова Дарья Афанасьевна! – громко представила директриса. – С сегодняшнего дня она будет у нас стажироваться. Через два месяца, если мы понравимся ей, а она нам, Дарья Афанасьевна поступит к нам на пять смен в неделю. А там как пойдет. Правильно я поняла?

Девушка в джинсах кивнула и покосилась на директрису с легкой озабоченностью. Меф подумал, что быть Дарьей Афанасьевной ей не слишком уютно.

Возле хорошенькой девушки самцом рыбки гуппи уже вился смуглый Памирджанов. Сам не зная по какой причине, Меф испытал сильное раздражение. Ему назойливо захотелось приблизиться к Памирджанову сзади и нежно рубануть его ребром ладони по вертящейся шее.

«Надо же! Быть пельменем в учебе и в семье не захотел, а к девушкам лезет!» – подумал он.

Громадный Маркелов, которому новенькая тоже, видимо, нравилась, стоял неподвижно, как неработающий башенный кран и смотрел на нее. Потом плечом отжал Памирджанова в сторону и сказал басом: «Ну ты это… как тебя там… Афанасьевна! Привет!»

Зато Митиной девушка категорически не понравилась. Она безо всякого повода заключила, что перед ней одна из тех хорошеньких хитрюжек, которые сами работать не желают, притворяются беспомощными и делают все мужскими руками. Конечно, тезисы такого рода нуждаются в доказательствах, однако женская логика потому и женская, что любое субъективное суждение по умолчанию становится аксиомой.

– Просто на будущее: волосы надо носить под косынкой! Никто не хочет находить их в пельменях! – заявила Митина.

– Хорошо. Под косынкой так под косынкой! – ответила Даф смиренно.

Она не стала уточнять, что всякий, кто случайно съест волос светлого стража и отнесется к этому философски, не начав шипеть, обкачивать всех правами потребителя и дрыгать ногами в демонстративном обмороке, проживет на сорок лет дольше.

Убедившись, что новенькая вполне вписалась в коллектив, Пончик пришла к выводу, что ее роль хозяйки балаганчика на этом завершена, и, согрев всех дружелюбной улыбкой, укатилась в свой кабинет.

– Кстати, день рождения у Дарьи Афанасьевны был не так давно – 10 апреля. Так что с подарком вы еще не слишком пролетели! – крикнула она напоследок, голосом заставив качнуться шторы.

Примерно через час, задерганная ревнивой Митиной, Пименова Дарья Афанасьевна улизнула в зал вытирать столики. Там уже был Меф, отлавливающий освободившиеся подносы и сгребавший в бак пустую посуду.

– Стулья не задвигай! – посоветовал он ей. – Потом их все равно моментально выдвигают и по мозгам чиркает!

Новенькая быстро вскинула на него глаза. Мефу она нравилась, однако ронять слюни на кафель, как Памирджанов, или то и дело точно случайно проходить мимо, выпятив мускулистую грудь, как Маркелов, он не собирался.

– Чего ты такой сердитый? – спросила она.

– Башка болит.

Девушка огорчилась.

– Ты не против? – спросила она и, не дожидаясь разрешения, быстро коснулась его лба прохладной ладонью. – Теперь лучше?

Меф признал, что вроде получше. К ним подскочил Памирджанов, торопясь перечислить все места, которые у него болят. Боли у него были какие-то странные, блуждающие. Чтобы исцелить его, Дафне пришлось бы сделать Памирджанову массаж всего тела.

– Очень болит? – сочувствующе спросила Даф.

– Очень.

– Нездоровый ты человек, Памирджанов! – заметил Меф.

Памирджанов пригорюнился, признавая, что да, он очень-очень нездоровый человек.

– А у меня еще кулак болит! Особенно две крайние ударные костяшки, – пожаловался Меф.

С утра они вместе ходили в подвал за сухим льдом, и Памирджанов видел, как Буслаев ломал кулаком доски пустых ящиков. Сам ящик при этом оставался стоять. Меф даже удивлялся, что у него это получается. Вроде бы и не тренировался никогда.