И сейчас, когда люди обращаются ко мне с подобного рода просьбами, я говорю: «Знаете, много я видел людей, называвшихся духовными чадами и духовными отцами, но духовных отношений между ними никаких не было. В лучшем случае эти так называемые духовные чада приходили на исповедь, что-то рассказывали очень кратко, и, получив разрешительную молитву, уходили». Я не считаю, что это духовничество. Я считаю, что это пастырские обязанности любого священника, а духовные отношения должны быть гораздо глубже. Это должен быть подвиг послушания. Но подвиг послушания людям достойным, к коим я себя не отношу. Поэтому обычно я говорю людям, чтобы они, конечно, приходили, если желают, но Бог должен благословить эти отношения. Если совершается такое таинство общения двух душ ради Христа, то получается по слову Господа: где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди их (Мф. 18, 20). Если это происходит, то слава Богу.

Я считаю, что те, кто ко мне приходит, очень часто оказываются гораздо более духовными, чем я, хотя часто и моложе меня. И поэтому я сам почитаю за счастье общаться с некоторыми людьми, которые задают мне вопросы, рассказывают о своих духовных состояниях. Желая прежде всего спасти свою душу, я ценю общение с людьми, которые мне могут что-то дать в духовном отношении. Себя отношу к духовно неимущим. Не знаю, что я могу кому-то дать.

Конечно, я – священник. По благодати священства Господь совершает через меня Таинства. Но не знаю, насколько мне удается преподать какие-то советы. Не мне судить об их духовном достоинстве. Поэтому, хотя есть люди, которые мне доверяют, но многие испытывают недоверие и, я думаю, что вполне справедливо. Считают меня неопытным, прельщенным и заблудшим человеком. Может быть они и правы. Поэтому, круг людей, с которыми я общаюсь, достаточно небольшой.

Обычно люди приходят, задают вопросы, я преподаю им общие наставления, которые каждый священник должен и обязан преподать: о том, что надо молиться, причащаться, ходить в храм. А более глубокие разговоры я веду далеко не с каждым, а с тем, кому открывается душа. Таких людей очень мало. И я не думаю, что их должно быть много. Да, у старцев были тысячи духовных чад. К ним приходили и приезжали люди. Но это – духоносные старцы. Они действительно могли многое дать, многое сообщить. Нужно всегда искать волю Божию – насколько есть воля Божия мне общаться с этим человеком и ему со мной. Может быть, есть воля Божия на то, чтобы человек ушел к другому священнику.

Мне более близки те, кому не безразличен монашеский путь жизни. Раньше, до принятия священного сана, я хотел быть великим проповедником, миссионером. Первый год, может быть, когда стал священником, я активно этим занимался. А теперь я понял, что не это главное. Прежде всего нужно быть монахом, а еще раньше – христианином. Все настоящие пастыри, замечательные духовники и старцы, были прежде всего молитвенниками, себя я таковым не считаю. Как говорит Симеон Новый Богослов, только тот богослов, кто правильно молится, и кто правильно молится, тот настоящий, истинный богослов. И только тот, кто не по книгам, а опытно знает тайны Божии, может открыть их другим людям и повести за собой. Поэтому мне хотелось бы прежде всего быть молитвенником. А для этого нужно время и силы.

–Батюшка, расскажите с чего начинается приходская жизнь?

– Сейчас очень многие впадают в искушение «ввергнуться» в пастырскую деятельность. Начинают что-то строить, открывать. Я слышал, один хочет деревню православную строить – три с половиной миллиарда ему нужно для этого. То есть сейчас зачастую начинают строительство со стен. Я же понимаю так: храм должен быть для людей, монастырь – для насельников монастыря, а вовсе не наоборот. Сейчас почему-то восстановят стены, потом начинают лихорадочно искать, кого бы туда поселить, хватают первого попавшегося и туда тащат.

В древности такого не было. Вокруг какого-то аввы собирались люди, движимые идеей служения Богу, уходили в пустыню, рыли себе пещеры и там жили. Им не нужны были ни стены, ни золоченые купола, все было просто. Люди искали Бога. Потом возникала обитель, строился храм. Так возникли лучшие обители. О таких людях повествуют патерики и жития древних святых.

Сейчас все делается по-другому. Не с душ начинают, а со стен. Я считаю, что именно поэтому монашество переживает глубокий кризис. Стены тоже нужны, но не слишком ли большое значение им придается? Странные вещи я слышу о монастырях. Приехала одна инокиня: монастырь закрывается, игуменью куда-то перевели, сестры расходятся, она не знает, что ей делать. А зачем было открывать? Для чего столько монастырей? Хотя, если они открыты, наверное, Божия воля на это есть.

– Чем вы руководствуетесь, давая советы людям, которые к Вам приходят?

– Игумен Никон (Воробьев), которого я считаю одним из величайших подвижников ХХ столетия, наиболее близкий нам по времени аскетический писатель, говорит, что древние духовники были духоносными старцами, поэтому они, будучи сосудами и светильниками Духа Святого, могли преподавать другим заповеди от Бога непосредственно. Так они учили своих учеников. Современные духовники далеки от этого состояния. Они в лучшем случае могут растолковать человеку святоотеческие и евангельские заповеди применительно к какому-то определенному случаю, постараться объяснить, как исполнить это по мере своих сил.

Святитель Игнатий (Брянчанинов) говорит, что в современной жизни ученик и духовник вместе ищут волю Божию. С большим трудом, с препятствиями, с трудностями. Они помогают друг другу. Я считаю, что в основе любого духовного руководства должно лежать Священное Писание и истолкование Священного Писания в святоотеческих творениях. Любой современный духовник должен все свое учение строить на Святых Отцах. Ничего не придумывать. Должен глубоко знать Святых Отцов, особенно близких нам по времени, потому что древние Отцы рассматривают духовные проблемы эпохи, когда они жили, а современные или близкие нам по времени, такие, как святитель Феофан Затворник, святитель Игнатий (Брянчанинов), игумен Никон, оптинские старцы, рассматривают те вопросы, которые ближе нам.