Шрифт:
Для того чтобы уговорить рядового Гуннио дезертировать из рядов доблестной армии Арапса, Склеппи потребовалось сорок две секунды. Из них двадцать четыре секунды длился поцелуй, который и послужил главным аргументом. К разочарованию бедняги Гуннио, этот поцелуй был как первым, так и последним, поскольку Склеппи любила говорить про себя: «Я клад, который нельзя найти дважды!»
Но Гуннио еще не был знаком с этим изречением. Он просто подошел к Псойко Рыжему и сунул ему в руку свою секиру.
– Ты чего? – растерялся Псойко.
– Я тут подумал, что мне надоел Арапс. Я ухожу с ними, – заявил Гуннио.
– Ты спятил. Знаешь, что полагается за дезертирство? Что я скажу магтенанту, когда он придет сменять караул? – простонал Псойко.
– Скажешь ему, что… – тут Гуннио наклонился к самому его уху и что-то прошептал.
Псойко Рыжий смущенно кашлянул:
– Знаешь, что он со мной сделает, если я ему такое скажу?
– Скажи, что я упал в ров при исполнении! Пока хватятся, пока воду перебаламутят – я буду уже далеко! – посоветовал Гуннио и со Склеппи под ручку выплыл из Арапса.
На Ягуни он старался не смотреть, чтобы не вспоминать о браслете, который по-прежнему лежал у него в кармане. Примерно за полчаса до того, как Склеппи, вернувшись от Хозяйки Медной Горы, вновь подошла к нему, браслет Гуннио вновь накалился.
«СКОРО!» – услышал он жуткий голос.
К рассвету, предусмотрительно избегая дорог, они были уже в десятке километров от Арапса. Здесь Ург остановился у старого пня и раскрутил на нем свой ключ. Голова ласки указала сначала на северо-запад, вспыхнув красным, а затем на юг, слабо осветившись зеленым.
– Что-то я не понял, куда нам идти? Что нам, разорваться? Давай крути свой ключик еще раз! – потребовала Склеппи.
Но Ург отказался:
– Нельзя. Второй раз на одно не загадывают. Артефакты этого не любят. Мне и так все понятно. Сторожка с ботинками кентавра находится на северо-западе, где-то у Стикса, на Диких Землях. Но сейчас ключ советует нам идти на юг. Зачем – непонятно, но он утверждает, что там безопасно. Во всяком случае, пока.
– Хорошо, пошли. Только, может, вздремнем для начала? – спросила Таня.
Голова ласки издала тонкий свист.
– Ключ считает, что это плохая идея. Мы должны идти на юг, – сказал Ург.
– Что ж, на юг так на юг, – согласилась Таня.
Она вспомнила последние слова Хозяйки Медной Горы о ПЯТОМ, который станет ее защитником. Интересно, кто это? И не на юге ли он теперь?
Так, в пути, в редколесье, они и встретили новый день. Ург и Ягуни, привычные к долгим пешим переходам, шли легко. Таня и Гробулия порядком выдохлись. Замыкал же шествие рядовой Гуннио, которому казенные сапоги натерли ноги.
– Гроттерша, а Гроттерша! Я вот что подумала… Ты такая дурочка, что разве что тряпку не сосешь! – ни с того ни с сего с чувством произнесла Гробулия.
Никакого повода для такого заявления не было, но Склеппи ощутила непреодолимое желание поругаться хоть с кем-нибудь. Для нее день без дюжины хороших будоражащих словесных пикировок был хуже, чем день без куска мяса или хлеба.
Таня быстро повернулась к ней.
– Что ты сказала? – спросила она, спотыкаясь о контрабас.
– Ты такая дурочка, что… – нетерпеливо начала повторять Склеппи.
– Ты сказала что-то еще. Ты как-то меня назвала? Как-то очень знакомо!
– Гроттерша? – задумчиво повторила Склеппи. – Сама не знаю, почему, просто с языка как-то само слетело. А ведь ничего получилось, правда?
– Ничего, – задумчиво признала Таня.
– Ibi bene, ubi patria! [17] – с пафосом произнес медальон Феофила Гроттера.
Редколесье закончилось. Они вышли на холмистую равнину, которая тянулась, возможно, до самого Пламмельбурга, и остановились, толком не зная, куда им идти дальше. Не в Пламмельбург же? Склеппи, во всяком случае, категорически возражала против такого варианта.
17
Там хорошо, где отечество (лат.).
– Уж лучше я стану домохозяйкой и посвящу жизнь одному мужчине! – сказала она героически.
Рядовой Гуннио скромно откашлялся. Он не понимал полутонов.
– Я тут все шел и думал. Интересно, чем кормился Стихиарий все эти годы? Пусть он не материален, но ведь какая-то энергетическая подпитка ему нужна? – спросил вдруг Ягуни.
– Между ребятами… в армии то есть… странные слухи ходили, – сказал Гуннио. – Можно, мол, продать кровь в обмен на год могущества. Если кто согласен, проходит ритуал и становится весь такой умелый-преумелый. Силы немереные появляются и изворотливость, как у лисицы. Посадят его, положим, в темницу, а он попросит ковшик водицы испить. Ему принесут, а он в ковшик нырнет, и поминай как звали… Вот я и подумал, может, это тоже Стихиарий? Вроде как счастье в рассрочку?