Шурасик пожал плечами и сел в третий ряд, у окна, оказавшись перед Демьяном Горьяновым. Неудивительно, что этот стол и еще один перед ним были свободны. Демьян мог сглазить кого угодно, особенно в момент стресса. В результате на каждой контрольной вокруг него всегда образовывалась «мертвая зона» – по одному-два пустых стола с каждой стороны. На большем расстоянии сглаз начинал рассеиваться. Однако Шурасику по ряду причин было уже все равно, куда садиться.

– Шурасик! Ты в своем уме? Думаешь, что делаешь? – шепнула ему сострадательная Катя Лоткова.

– Сегодня это не мой принцип. И вообще, Лоткова, сняла бы ты деревянный оберег! – загадочно отвечал Шурасик.

Катя с удивлением посмотрела на него.

– Он хороший! – сказала она.

– Сера тоже была хороша, пока ее случайно не положили в одной комнате с селитрой. А тут постучали в дверь, и вошел сосед с мешком угля и факелом. Именно так был изобретен порох, – заметил Шурасик.

В аудиторию румяным колобком вкатился запыхавшийся Сарданапал. Ученики посмотрели на него и выпали в осадок. Медузия и Поклеп переглянулись. Великая Зуби уронила книгу, из которой выпало четыре амулета вуду, кусок воска размером с кулак и набор цыганских игл.

Академик был в облегающих гусарских рейтузах, кожаных сандалиях и в толстовке. Усы он скрепил парадным зажимом. На голове немного криво сидел парик, с которого сыпалась пудра. Такая рассеянность обычно находила на академика в минуты беспокойства. В руках Сарданапал держал стопку бумаги с тестами.

– Здравствуйте, дорогие ребята! – бодро поздоровался академик.

– Фи, банальщина! Мы не дорогие, мы уцененные! – пробурчала Склепова.

– Только что я разговаривал по зудильнику с комитетом магобразования на Лысой Горе. Вам всем пожелали удачно пройти тест и выразили надежду, что все сделают это с первого раза. А теперь, если вопросов нет, переходим сразу к ответам… Поклеп Поклепыч, будьте любезны, раздайте! – продолжал Сарданапал.

Завуч взял из рук академика тесты и, важно надув щеки, пошел между рядами. Листы казались чистыми. Опытный Шурасик знал, что вопросы проявятся позже, но кое у кого это вызвало тревогу.

– Ну-с, собирайтесь с мыслями! – сказал Сарданапал.

Он выставил на стол громоздкие песочные часы и хотел сесть, но тут в класс беззвучно вошел золотой сфинкс. Он посмотрел на академика и сразу удалился.

– Прошу меня простить! Я буду позднее! – произнес Сарданапал и быстро покинул кабинет.

Поклеп устремился было за ним, но, сделав несколько шагов, остановился и неохотно остался, вспомнив о тестах. Только взглянул на Зуби, ответившую ему пожатием плеч. Таня поймала красноречивый взгляд Ягуна. Да, сомнений не было. В Тибидохсе происходило что-то непонятное и тревожное.

Медузия подошла к столу и решительно перевернула песочные часы.

– Приступайте! У вас полтора часа. К моменту, когда упадет последняя песчинка, все тесты должны быть у меня на столе. Тот, кто задержится хотя бы на секунду, оставит свой тест себе на память, – сказала она.

Ее голос прозвучал спокойно, без угрозы. Она ставила в известность, не пугала, но никто не усомнился, что все так и будет. За последние две с половиной тысячи лет можно было насчитать не более пяти случаев, когда Медузия изменила ранее принятому решению.

Ванька прикоснулся к своему тесту перстнем. На листе разом проступили длинные столбцы вопросов и варианты ответов.

– Опс! Поехали! – сказал Ванька и заскользил взглядом по строчкам.

Вопросы были ошеломительной сложности. Склонный к образовательному садизму, Теофедулий избегал проторенных троп магии, углубляясь в такие закоулки, где мог заблудиться и маг уровня Сарданапала.

Вопросы были примерно такие:

В первый миг Тане показалось, что она не знает совершенно ничего, и лишь через пять минут она убедилась, что кое-что все же помнит. Недаром в ней текла кровь Леопольда Гроттера, а на пальце у нее был перстень Феофила. Правда, особой помощи от деда не было. Пару вопросов он все же снисходительно подсказал, а затем заявил: «In solis tu mihi turba locis» [1] – и погрузился в созерцательное молчание, прерываемое лишь подозрительным причмокиванием, с которым старики возвращают языком на место отошедшую вставную челюсть.