Chmielewska Irena-Barbara-Ioanna
Шрифт:
Тут кузен запнулся, и я прекрасно понимала почему. Потому что добрался до той самой, сверхчеловечески прекрасной Арабеллы и вспомнил об алмазном скандале.
– Разумеется, – заикался кузен, – полагаю… надеюсь… некоторые малозначительные детали истории нашего рода… и так далее… Всегда, знаете ли, возможны ошибочные трактовки, так что… надеюсь, не обо всем следует знать широкой общественности. О да, вот правильная формулировка – ошибочная интерпретация, а ваша работа, ваш труд, уважаемая, как раз очень удобная возможность расставить все по своим местам!
Я охотно согласилась с его мнением, хотя и не была уверена, что наши точки зрения совпадут. Наши интерпретации, если воспользоваться его удачной формулировкой. Мне намного важнее в данный момент было получить номер телефона загородной резиденции двоюродного дедушки, я уточнила – да, да, звонить можно без церемоний, впрочем, он сам тоже позвонит отцу, предупредит в нашем звонке (о, вы так любезны!) и стала прощаться. Больше нам нечего было здесь делать.
Кристина вела себя смирно, в наш разговор старалась не вмешиваться, лишь изредка обменивалась парой слов с супругой кузена. Хозяева не стали нас задерживать, хотя, признаю, прощание было несколько теплее встречи. Лакей, а вероятнее, слуга широкого профиля, отвез нас на станцию в машине Блэкхиллов.
– Есть хочется страшно! – раздраженно произнесла Кристина, на всякий случай уже после того, как мы вылезли из машины. – Ты можешь себе представить, чтобы у нас в подобном случае даже чаем не напоили?
Я нашла оправдание негостеприимству хозяев:
– Наверное, сами были жутко голодны, вот и поспешили избавиться от нас. Что же касается гостеприимства, не уверена… Заявись кто ко мне нежданно-негаданно, чем бы я стала его угощать? Ведь у меня лишь сыр да яйца в холодильнике…
– И вино, я видела. А кроме того, сама сунула в твой холодильник упаковку ветчины в целлофане. И вроде бы завалялись заплесневелые сухие хлебцы. К тому же у нас нет прислуги, и вообще я имею в виду дом бабушки!
– Ну, у бабушки им был бы обеспечен великолепный ужин. А сейчас едем к тебе, в моем отеле нет ресторана. Прекрасный отель для тех, кто сидит на диете.
– Переоденемся?
– А зачем? Пусть меня принимают за тебя, ведь наверняка не помнят, как ты была одета. А уйду уже будучи сама собой, твоя гостья. Как её зовут?
– Ты о ком?
– Да о нашей тетушке или как её называть? Ну, жене кузена Уильяма. Может, случайно знаешь?
– Разумеется, знаю, и вовсе не случайно, с самого начала спросила, как её зовут. Шейла. Не ради красоты на ней женился, это понятно. Вылитая лошадь, ты не находишь?
– А это из-за зубов. Слушай, как думаешь, почему они так себя вели? Как-то настороженно… Не по отношению к нам, ведь потом раскрахмалились, значит, такое отношение вызвано не нами. Как будто что-то стерегли…
Уставившись в окно вагона на проплывающий мимо пейзаж, Кристина задумалась. Я тоже. Помолчали, ещё раз прокручивая в памяти детали недавней встречи.
– Знаешь, ты права. На фамильную тему кузен говорил без опасений, свободно, ну, за исключением той самой алмазной истории, оно и понятно, щекотливая тема. А обо всем остальном – уж так сдержанно, уж так осторожно, словно боялись, как бы о чем не проговориться. Как бы ничего лишнего не брякнуть. И кажется мне, оба боялись, как бы ненароком не пригласить нас… все равно на что. На ужин ли, на ночлег…
– Может, так оно и было?
– Точно так, теперь я не сомневаюсь! О, вспомнила. Видимо, тогда, в разговоре, испытала такое же чувство, и что-то мне шепнуло сказать им, что мы остановились в гостинице. Да, да, именно тогда и расслабились. Попроще сделались и даже предложили доставить на своей машине на станцию.
Позже, когда мы побольше узнали об английских родичах, выяснилось, что наша догадка оказалась правильной. Кузен Уильям с супругой Шейлой составляли на редкость дружную пару скупердяев. Вот уж подобрались… Охотнее всего они поселились бы в собачьей будке и питались сухим хлебом и наверняка очень страдали из-за необходимости жить в большом доме и содержать прислугу из двух человек. Их положение в обществе делало невозможным отказ от такого расточительства. И очень может быть, прежде чем предложить нам машину, подсчитали, что бензин обойдется дешевле, чем заказ такси по телефону. Отцу же кузен наверняка позвонил с работы. Узнали мы об этом от дедушки, презиравшего сыночка и его благоверную.
Троюродный дедуля встретил нас совсем по-другому, с ходу предложив поселиться у него и жить, сколько сами пожелаем. Это ещё тогда, когда мы позвонили ему, с тревогой ожидая, как он примет нас.
– Я тоже еду! – заявила Кристина, обнадеженная ласковым приемом. – Не волнуйся, для отличия могу прилепить на нос пластырь, но не допущу, чтобы ты одна шлялась по историческим апартаментам и купалась в роскоши!
– А библиотека? – пыталась возразить я.
– А мы управимся с ней за день. Пойдем вместе, уже знаем, где искать. К дедуле же поедем на следующий день.
– Ну ладно, как знаешь. Но сегодня я живу в твоей гостинице! Хватит с меня, намучилась в своей. К роскоши надо привыкать!
Троюродный дедушка прекрасно сохранился: высокий, худощавый седовласый джентльмен. Принял он нас в библиотеке, глянул на Кристину и заявил:
– Не нужны мне никакие удостоверяющие личность документы. У меня есть глаза, и я пока прекрасно вижу без очков. Пошли, девочки, покажу вам одну вещь.
И, не давая вставить слова, потащил нас в салон. Был ясный полдень, большую гостиную заливал солнечный свет. Дедуля остановился перед одним из множества портретов, украшавших стены.