Шрифт:
В тот же вечер я уехал за город. Прочь из пыльного душного города. Дышать свежим воздухом, погружаться в теплую синь и зелень, загорать и веселиться.
ВРЕМЯ РЕЗАТЬ СЫР
Даже когда я был не очень большим, и сыр резала мама, все равно помогал ей.
Она не могла обойтись без меня. Выкладывая на стол кусочек солнца, обязательно звала, спрашивала:
— Пора?
Я останавливал ее взмахом пальчика и подбегал к окну. От мамы я знал, что сыр можно резать только тогда, когда это разрешит делать Главный Сырный Обермейстер. А если управиться без него, то Вкус может запросто испортиться. И тогда нарезанное солнышко окажется горьким или кислым, или даже вонючим.
Так вот, я нужен был маме потому, что взрослые не могут видеть и слышать Главного Сырного Обермейстера. Только дети. У них зрение очень молодое и зоркое, а слух — острый. Мама, когда была маленькой, тоже видела и слышала Главного Сырного Обермейстера. А теперь-то она взрослая и без меня просто, как без рук:
— Вся надежда на тебя, Санька. Смотри внимательнее. Не проворонь…
И я важно отвечал:
— Уж не провороню…
Я смотрел сквозь стекло в сторону дальнего дома. Главный Сырный Обермейстер всегда начинал отдавать свои распоряжения оттуда. Я видел, как он сначала маленькой мухой облетал окна того дальнего дома. Потом приближался воробьем через пустырь. У окон ближних домов Главный Сырный Обермейстер был с ворону. А к нам подлетал уже во весь свой рост.
Он был не выше мамы. Но пошире, потолще папы. В рыжей кудрявой бороде. На голове — черный цилиндр, на плечах — золотой сюртук, под мышкой — толстая книга с адресами и Особыми Отметками.
Главный Сырный Обермейстер подлетал к нашему окну и останавливался напротив. Через мою голову строго смотрел на мамину руку, замершую над куском солнышка. Потом замечал меня и уже приветливо приподнимал над головой цилиндр. И я в ответ махал ему ладошкой:
— Здравствуйте, Главный Сырный Обермейстер.
Он улыбался и доставал из-под мышки свою толстую книгу с адресами и Особыми Отметками. Листал страницы, наконец, останавливался и тыкал пальцем в одну из строчек. Затем глядел на часы, которые вынимал за цепочку из кармана. Еще раз бросал взгляд на маму. На меня. И вдруг захлопывал книгу, и я слышал его немного скрипучий голос:
— Время резать сыр.
Я тут же оборачивался:
— Мама! Мама! Ты слышала?
— Нет.
— Эх, что бы вы без меня делали. Он сказал: «Время резать сыр». Главный Сырный Обермейстер.
Мама пристально смотрела на меня:
— Ты уверен?
У меня широко распахивались глаза:
— Конечно, я же видел. Я же слышал…
— Что ж, — говорила мама, — Раз ты видел, раз ты слышал, значит…
Я тут же подскакивал к ней:
— Значит…
Мы переглядывались и объявляли в один голос:
— Время резать сыр…
И мама опускала нож на кусочек солнца. И тонкие-тонкие дырявистые пластики укладывались рядком на бочок… И у меня бежали слюнки…
Один пластик обязательно выходил из-под маминого ножа каким-то чересчур толстоватым, неукладывающимся в общий стройный ряд.
— Это Главному Сырному Обермейстеру? — догадывался я.
— Правильно, — кивала мама и подавала мне толстоватый пластик.
Я подносил кусочек солнышка к окну и во все глаза высматривал Главного Сырного Обермейстера. Он, облетев другие окна дома, должен был еще раз заглянуть в наше.
Вот он. Тяну к нему руку. Но Главный Сырный Обермейстер, улыбаясь, показывает, чтобы я съел этот толстоватый пластик сам. Не могу ему отказать. И я говорю маме:
— Главный Сырный Обермейстер хочет, чтобы этот кусочек я съел сам. Он, наверное, уже поел в других домах.
И мама отвечает:
— Ну, раз Главный Сырный Обермейстер так захотел, тогда ешь…
И я мигом засовывал в рот вкуснючий кусочек солнца.