Усманову ожгло локоть, живот буквально взорвался от боли, когда десяток пуль в лохмотья разодрали майку, выбивая кровавую плоть. И дикая, невероятная боль в позвоночнике, молнией скользнувшая к голове; сползая по стене, тело капитана оставило на ней густые красные полосы.

Уже никто не кричал: «Мы свои!», два человека, задыхаясь, бросились в СПАСИТЕЛЬНУЮ атмосферу отравленных газом комнат. Оттуда, с ничего не видящими глазами, – во двор базы. И напарывались на яростный огонь штурмовиков. Их автоматы били точно, спецназовцы уже успели сменить по паре магазинов.

Кто-то из отряда Усманова наконец догадался крикнуть: «Сдаемся!» Его крик, задыхаясь в отравленной атмосфере комнат, подхватили остальные оставшиеся в живых:

– Сдаемся!

– Не стреляйте!

Командир спецназа отдал приказ, и полтора десятка бойцов, нацепив легкие противогазы, уже не таясь ринулись в здание: через окна, проломленную дверь. У них был приказ, они ликвидировали боевое ядро мощной преступной группировки. И приказ выполнили. Последнего, раненного в ноги бывшего сослуживца капитана Усманова, штурмовики в упор расстреляли из трех стволов. Может быть, это он кричал: «Мы свои!», проклиная братьев по оружию, но об этом никто и никогда не узнает.

Тела членов отряда капитана Усманова вынесли во двор, аккуратно положив в ряд. Полковник Зарецкий прошелся вдоль трупов, ненадолго задержав взгляд на капитане. Все здесь, все восемь человек. Зарецкий вскоре надеялся получить благодарность за успешно проведенную операцию и генеральские погоны; естественно, повышение в должности. Он того заслужил. Но кто мог догадываться, через что пришлось пройти полковнику, чтобы достичь такого результата. Никто. Вот разве только Сергей Марковцев, который к этому времени отдавал последние распоряжения относительно участи самого Зарецкого. Человек, которому отдал распоряжение Марковцев, тщательно проверил хорошо пристрелянную снайперскую винтовку «МЦ-116М» с прицельной дальностью 600 метров и, как недавно Зарецкий, посмотрел на часы: жить полковнику Зарецкому оставалось чуть более шестнадцати часов.

Ровно в семь пятнадцать после полудня возле подъезда своего дома Зарецкий получил то, что заслужил: пулю в голову. Снайпер передернул затвор винтовки, стреляющей одиночными выстрелами, наблюдая в оптический прицел, как грузно, нехотя опускается тело полковника на асфальт, и сделал еще один выстрел. Пуля под небольшим углом точно вошла в затылок. Снайпер отпустил массивный, но очень удобный приклад с красивыми разводами благородного дерева и покинул свое место. Он был боевиком отряда особого резерва, чье место занял кто-то из группы капитана Усманова.

Родителям Даши Котляровой понравился этот невысокий крепыш: самоуверенный, волевой, симпатичный. Поначалу мать девушки не могла справиться с вполне оправданным волнением и называла гостя на «вы»; отец же наоборот – Вячеслав Зубков произвел на него хорошее впечатление. И хозяин дома, словно они давно были знакомы, не обратил внимания на то, как демонстративно, будто в квартире было невыносимо жарко, гость скинул пиджак, оставаясь в одной рубашке. Стягивая рубашку коричневатыми ремнями, под левой рукой Зубкова покоилась заплечная кобура с табельным пистолетом «макаров».

В этот вечер мужчины много выпили. Присоединившиеся к ним вначале бабушка Даши и ее младшая сестра вскоре встали из-за стола, за которым так и не было произнесено ни одного слова о замужестве. Да и рано пока, просто первое знакомство. К тому же родители Даши сами были воспитаны в том духе, что, заяви гость о своих намерениях жениться на их дочери, могли посчитать его несерьезным.

Однако маму Даши насторожило, что Слава не отказался ни от одной рюмки, предложенной ему хозяином; вдвоем они доканчивали вторую бутылку водки, женщины пили только красное вино. Нельзя сказать, что парень совсем не пьянел, но и язык у него не заплетался, но вот взгляд стал, как показалось хозяйке, жестче, что ли, инициатива в разговоре была у него, в основном он говорил о своей работе.

Женщина так и не разобралась: зять-милиционер – это хорошо или… не совсем. У нее не было какой-то предвзятости к работникам милиции, но освоиться с этой мыслью было непросто. Это раньше так было, когда милицию боязливо уважали, военный был гарантом благополучия в доме, стабильности. Сейчас нет, все изменилось.

В целом она одобряла выбор дочери, но что-то тревожило ее. Позже женщина поймет, что именно – излишняя самоуверенность гостя портила первое впечатление о нем. И, конечно, то, что он много пил – это во время первого знакомства. Вообще, думала она, мог бы и пропустить две-три рюмки; но и хозяин хорош, подливает и подливает. Однако и его понять можно, не скажешь же: «Пока хватит» – гость может обидеться. А сама несколько раз порывалась спросить: «Слава, вам сегодня не на дежурство?» – тоже слишком откровенно.

Но с Дашей он обращался нежно. То и дело наклоняясь к ней, что-то шептал, касался влажными губами ее уха, улыбался.

Вышли они с Дашей из-за стола рано – еще не было семи часов вечера, женщине показалось, что Слава произнес: «Прогуляемся?»

Когда за ними закрылась дверь, родители долгое время сидели в задумчивости. Наконец отец откровенно спросил:

– Ну и как тебе будущий зять?

Женщина пожала плечами: «Все зятья одинаковы».

Сержант милиции Вячеслав Зубков мог бы ответить ей тем же: «Так же, как и все тещи». Но он не слышал отца Даши, не видел красноречивого взгляда ее матери, сейчас он, взведя курок пистолета, целился в человека.