Выговорившись, Лашке откинулся в кресле, закрыл глаза.

— Я согласен с тем, что сейчас услышал, — сказал падре.

Ловетти молчал, погруженный в раздумья. Вот он вздохнул, потянулся за сигаретами. Лашке зажег ему спичку.

— Спасибо! — Ловетти глубоко затянулся сигаретой. — А какой был наркотик?

— У меня записан рецепт. Найду его, когда вернемся на остров.

Разговор прервался. Вошла Сизова, как всегда улыбающаяся, элегантная, подтянутая. Садясь в кресло, бросила взгляд на приемник:

— Были новости? Смельчак, которого схватили, стал говорить?

— Нет, — Лашке поднялся с кресла, сунул руки в карманы, расставил ноги. — Смельчак не заговорил и вообще никогда не раскроет рта. Он мертв. Умер перед тем, как его собирались допрашивать, вдруг повалился на пол перед ошеломленными полицейскими. Вот ведь как умеют умирать люди — в самый нужный момент… Но бог с ним. Сейчас разговор о вас. Вы напоминаете мне одного близкого человека. Мою жену.

— Сходство внешнее?

— Отнюдь. У вас одинаковая манера держаться, говорить, особенно если это разговор со слугой.

— Вот как! Она испанка, ваша жена?

— Немка! — Лашке поднял палец. — В том-то и дело, что немка чистых кровей.

— А вы сами?

— Тоже немец. А мой друг, — Лашке потрепал Ловетти по плечу, — мой друг итальянец.

Падре глядел на Сизову и барабанил пальцами по крышке стола. Потом спросил, в самом ли деле она испанка.

— Испанка?! — воскликнула Сизова. — С чего вы взяли?

— Но ведь ваше имя Мария Сорилья?

— Допустим.

— Допустим? — переспросил падре. — Как это понять?

— Даже не знаю, что ответить… Давайте вернемся к этой теме чуточку позже.

Ловетти стремительно поднялся с кресла:

— Когда захотите, сеньора. А сейчас я хотел бы поднять бокал за ту, которая лежит в вашем доме. Испытав ее в критических обстоятельствах, торжественно свидетельствую: она человек большого мужества и абсолютно надежна. Осушаю бокал за то, чтобы она быстрее встала на ноги! Несколько дней назад мы были только спутниками по бродяжничеству в сельве. Вчера вступили в новые отношения. Сеньорита Луиза решила стать нашей союзницей… Я думаю о ней и вспоминаю одного дорогого мне человека. В пору моей молодости он был старшим товарищем по служению общему делу. Я глядел на него с обожанием, понимая, что он наставник, эталон, недосягаемый образец, — Ловетти посмотрел на Сизову. — Так вот, речь идет об Отто Скорцени. В середине сорок третьего года обстоятельства свели нас с ним в горах Италии. Только что общими усилиями был вырван из рук негодяев любимый дуче Бенито. Мы с трудом втиснули его в кабину крохотного самолета. Взревел мотор, и вот штурмбаннфюрер Скорцени обнимает меня: “Старина, готов с тобой на любое дело, хоть на штурм преисподней!” Я воскресил в памяти этот эпизод потому, что слова Скорцени повторил бы, адресуясь к девушке, которая находится в соседней комнате.

Мужчины дружно осушили бокалы.

— А что же вы? — сказал Ловетти, обращаясь к Сизовой. — Или не понравился тост?

— Тост как тост, — Сизова опустила руку с бокалом. — Выпью, когда узнаю, зачем он произнесен. Мне кажется, имелся подтекст…

Ловетти хотел что-то сказать, но его опередил падре.

— Вы не знали штурмбаннфюрера Скорцени? — спросил он.

— Оберштурмбаннфюрера, — поправила Сизова, — оберштурмбаннфюрера Скорцени. — И закончила как бы с сожалением: — Нет, я не была с ним лично знакома.

— А с кем были?

— Имеете в виду людей той же службы?

— Той или какой-нибудь иной. — Падре поднял бокал и стал внимательно разглядывать на свет его содержимое. Казалось, он целиком увлечен этим занятием. — Ну, мы ждем, сеньора.

— Мне бы не хотелось продолжать эту тему. Вы чрезмерно настойчивы. Будто решили взять меня в услужение и вот — устраиваете экзамен…

Падре улыбнулся. Задав свой вопрос, приготовился к тому, что в ответ посыплются факты, имена, события — все многолетней давности, так что нельзя и думать о серьезной проверке. Сейчас он испытывал чувство облегчения.

— Мы и в самом деле думаем о вас, — сказал падре. — О вашей дальнейшей судьбе.

— Чего же от меня ждут, хотелось бы знать?

— Желают узнать, почему вы не искали нас. Знали, кто мы, и не делали попыток к сближению.

— Но ведь и вы не занимались аналогичными поисками. Я тоже могу спросить: почему?

— Как видите, поиски велись. Мы искали вас. Искали и нашли.

— Именно меня?

— Не вас персонально. Ищем нужных людей, ищем и будем продолжать поиски.

— Для какой конкретной цели?

Падре ответил не сразу, некоторое время беззвучно шевелил губами, будто прокатывал во рту нужные слова.

— Чтобы служить нашей Германии, — наконец с пафосом проговорил он.

Сизова глядела в глаза собеседнику и не могла поверить в то, что сейчас услышала. Столько трудной работы было проделано, чтобы принудить противника сказать именно эти слова!

Секунды текли. Она все еще молчала. Осторожно убрала руки под стол — почувствовала, что стали дрожать пальцы. С трудом подавила желание поднять голову и взглянуть наверх.