— Не понимаю.

— Сам ты как будешь выглядеть в здешних кругах?

— Главное — она окажется в безопасности. А что касается нас, то мы уедем. Это же решено.

— За океаном тебя могут не принять с такой политической репутацией. Посчитают коммунистом, и делу конец. Пойми, все очень серьезно. Вдруг не дадут въездную визу. Что тогда?

— Сейчас я думаю об Анне. Все остальное — потом.

Джоан Гибсон все труднее удавалось парировать доводы Лаврова. У нее учащенно билось сердце, лоб покрылся бисеринками пота. Но она не просто оборонялась — ценой огромных усилий воли подводила Лаврова к тому главному, что должно было принести ей победу.

— Хорошо, — сказала она, — в советском посольстве местная полиция до нее не дотянется. Ну а сами русские? Ведь полиция, отстаивая свое право карать нарушителей закона этой страны, предъявит посольству бумаги, которые ты сейчас держишь в руках. И это будут не копии, а подлинники!

— В советском посольстве поверят, что доктор Брызгалова мелкая воровка?

— В протоколах сказано и о фальшивых деньгах. И она своей рукой написала, что привезла их из Москвы.

— Теперь мы знаем: деньги были получены от предателя — Петра Брызгалова.

— Кто это подтвердит? Уж не сам ли Брызгалов?.. Вот ведь как все тонко сработано… Ну а с точки зрения русских, махинации с валютой — серьезное преступление. Вспомни, мы вместе читали о московском процессе валютчиков. Главаря, кажется, расстреляли… Ты и для нее готовишь подобную участь? Подумай, что ждет ее на родине?

— Не знаю.

— Знаешь! Отлично понимаешь, что для нее круг замкнулся.

Они долго молчали.

— Должен же быть какой-нибудь выход, — проговорил наконец Лавров.

— Пока я не вижу его, — в голосе Джоан прозвучали жесткие нотки. Впрочем, она тут же смягчилась: — Мы с тобой будем думать, искать. Выход найдется. Сейчас главное — поставить ее на ноги, не так ли, Алекс?

— Ты очень хорошая, — Лавров с нежностью обнял Гибсон, погладил по волосам. — Скорее бы вырваться из этой клоаки!

— Вот ты и нашел выход! — вскричала Гибсон.

— Предложить ей ехать с нами?

— Не просто предложить, а уговорить! Объяснить, какое сложилось положение. Тебя она послушает. Только тебя, никого больше. Ее согласие — и я устраиваю все остальное: специальный самолет будет ждать на каком-нибудь частном аэродроме… Последний аргумент, который ты не забудь выложить ей: из-за океана легче вернуться на родину, если все же возникнет такое желание. Дашь слово, что окажешь ей содействие в этом. Ты понял меня, Алекс?

— Вчера я получил кое-какую информацию о ее исследованиях. Если коротко, то Брызгалова отыскала возможность радикально излечивать тяжелые психические недуги… Теперь можно понять, почему здесь за ней так охотятся: эти разработки легко использовать для целей прямо противоположных… Ты права, ее надо сохранить для науки!

— Уф, слава богу, мы все решили, — Гибсон попыталась улыбнуться. — Единственное, что меня страшит, — это фанатизм. Иной раз он сильнее любых аргументов. А они все фанатики, эти русские.

— Я был с ними, когда они спасали мир от нашествия коричневых негодяев, кстати, твою страну тоже.

— Мы сами спасли себя!

— Теперь все вы ходите, надув щеки от важности. А в конце войны ракеты гуннов против Нью-Йорка, Чикаго, Питтсбурга были в полной боевой готовности. Ракеты не применили, потому что помешали русские “фанатики”. И я горжусь, что был тогда среди них.

Встреча состоялась за квартал от дома Лаврова, в сквере со скульптурами вокруг небольшого пруда.

Лотар Лашке прибыл сюда за несколько минут до назначенного времени и, как было условлено, занял скамью возле каменных Кастора и Поллукса. Почти тотчас у тротуара притормозил старенький “остан” с серым брезентовым верхом. Джозеф Болл вышел из машины, аккуратно захлопнул дверцу и направился к Лашке. Медик в эти часы занимался подготовкой эвакуации Брызгаловой.

— Добрый день. — Подсев к Лашке, Болл кивком показал на питейное заведение в доме через улицу: — Он появится там не позже чем через четверть часа. Это его обычное время. Конечно, если имеются деньги.

— Откуда данные об этом человеке?

— На меня работает консьержка. Она на своем посту с того дня, как был построен и заселен дом. Хорошо информирована о жильцах. А он один из старожилов. В прошлом пилот “летающей крепости”. Сейчас жалкий пьянчуга, оставляющий в баре всю пенсию плюс то, что иной раз удается выиграть на бегах.

— Как вы собираетесь работать с ним? Может он помогать нам сознательно?

— Ни в коем случае. Он глотку перервет за Лаврова!

— У вас уже возник какой-нибудь план?