Волка вынесло на песок, и задние лапы тут же проваливаются. Как в яму или в трясину.

Зверь скребнул передними лапами, дернул головой и щенок подкатился к волчице. Она роняет своего, нюхает обоих, лижет. Не унести самке двоих детенышей. И опять вой-плач.

Блин, как же я ненавижу этот звук!

Волк дергается и проваливается еще глубже.

– Держись, братело!

Сдергиваю с Тощей плащ, про свой и не вспоминаю.

Я не вытаскивал зверей из зыбучих песков. Человека. Из трясины. Приходилось. Волка…

Оказалось, это не труднее, чем человека. Только нужно то, чего не перекусят волчьи зубы. Ножны, например. Вместе с мечом. Тот еще из меня мечник.

Волки куда умнее собак. А этот волчара, наверно, гений. Не дергался, ждал, пока я начну спасательные работы. Потом рванулся изо всех сил, когда мы потянули. Втроем. Вместе с волчицей. Ну, прям, бабка за дедку… И не цапнул меня, когда я схватил его за холку. Сообразил что к чему. И стерпел.

Песок недовольно хлюпнул и выпустил добычу. А мы несколько мгновений лежали тесной кучей: звери, люди, лапы, ноги. Один детеныш полез под брюхо волчицы, второй сунулся мне в ладонь. Я смотрел, как тонет в песке меч, с привязанным к нему плащом, и не мог пошевелиться.

И понять не мог: на фига мне эти спасательные работы понадобились… Вроде, никогда синдромом Мазая не страдал.

Ну, прям, идиллия получилась: когда лев возляжет рядом с бараном. Или как там правильно?

Идиллия быстро закончилась. Треснул какой-то сучок, надо мной клацнули зубы. Детеныш обвис в волчьей пасти. Второго детеныша подхватила самка и побежала вперед. Первой. Волк похромал следом.

Ветер дохнул нам в спину.

Из пожара мы вырвались. Надолго ли – не знаю. Дым, огонь, бег по пересеченной местности – все это в прошлом. Наше настоящее – это зеленая трава и большие одуванчики. Белые, пушистые… с кулак величиной. Странные такие одуванчики: пахнут и не облетают. При таком ветре они голыми должны стоять, а ни один парашютик не оторвался, даже у тех цветов, какие мы потоптали.

Над бело-зеленой клумбой раскинулось дерево. Темный, почти черный ствол –Тощая не разрешила к нему подходить – гладкая на вид кора, до нижних веток метров двадцать. Ветви редкие, листья узкие, врастопырку. Свет сочится сквозь них зеленоватыми сумерками. Никогда не увлекался зелеными насаждениями, а тут засмотрелся. Красиво, в общем-то, хоть время для красивости не самое подходящее.

Ветер в нашу сторону, небо бледно-рыжее от близкого пожара. По верхушка огонь идет, скоро здесь будет. И тогда – финиш. Каждый из нас это знает, но деваться-то некуда: с двух сторон горящий лес, а две другие с обрывом граничат. Большим Каньоном, типа. А может, и еще больше.

Каньон. Дно не просматривается – темно внизу. Другой берег едва видно. Даже с моей дальнозоркостью. От нашего берега к тому – ряд столбов. Огромных, каменных. Не меньше небоскребов. Тех самых, которых уже нет. Похоже, здесь начали строить мост, вбили сваи, а потом все бросили. Лет тысячу назад. За это время столбы конкретно выветрились. Лучше б достроили, было б по чем нам выбраться. А так… Налево посмотришь – дым, направо – огонь. Ну, прям, как на Земле, только стрельбы не слышно.

– Это и есть твой мост? – киваю на недостройку.

Тощая качает головой.

– Мост там, дальше, – и показывает направо.

Там дальше берега каньона сходятся очень близко. Видно, что дальний чуть выше нашего, и между ними – широкая плита, типа помоста.

– Не похоже, чтоб это кто-то строил.

– Его строили боги, – говорит Тощая, хоть я ничего не спрашивал у нее. – Это Мост Богов.

Ну, боги так боги. На Земле тоже хватает причуд природы. И не только из камня.

Горящее дерево валится с обрыва, закрывая обзор. Дым перекинул белесый мост на другой берег. Ветер превращает его в недостройку.

Кажется, наше дерево зашумело еще громче.

– Ты тоже там будешь. Подожди, – успокаиваю его. – А было б умным, упало б на столб. А мы бы по тебе, как по мосту. Вот и спасли бы свои задницы. А тебе спасибо перед строем сказали б. А то стоишь-боишься. Ни себе пользы, ни людям помощи.

И на хрена я затеял этот базар? Можно подумать, дерево слушаю и повинуюсь скажет и на камень повалится.

Тощая пялится на меня, словно я окраску поменял. В клеточку там стал или в горошек. Веселенького такого цвета.

– Чего надо?… – спрашиваю у нее.

– Ты зачем Ему это говоришь?

– Жить мне еще не надоело, вот и говорю. А было б чем срубить этот дуб, болтать бы не стал.

– Это не… дуб…

– Один хрен! Хоть баобаб. Свалить мне его нечем.

Мой меч утонул в зыбучих песках. Вместе с плащом Тощей. А хоть бы и не утонул. Рубить бревно в два обхвата мечом недомерком… ну-ну. Я его завалю не раньше, чем резиновая баба кайф поймает.

– Скажи… – Тощая трогает меня за рукав. Осторожно так трогает, словно обжечься боится. – Ты истинно готов принять на себя Его смерть?