Послышалась частая ружейная стрельба, и в дверь почти вломился запыхавшийся фельдфебель:

— Герр оберст, финны ползут… Ножи в зубах!

Инструктор поморщился:

— Не люблю финнов! Всегда у них что-нибудь такое неприятное… в зубах!

Накинув шинель, он вышел на улицу. Вдали уже раздавался рев медных рогов, напомнивший оберсту тирольскую охоту. Воздух пронизывали неистовые вопли: «Хелла!.. хелла кюон… Ала-ла-ля… ала-ла-ла-ля!..»

Эрнст Бартельс, пошатываясь, отошел от замолчавших орудий. Трясущимися руками раскурил мятую сигарету. Заметив, что губы инструктора двигаются, он крикнул:

— Говорите громче, я ничего не слышу…

— Я сказал: запрягайте лошадей в орудия!

— Разве мы снимаемся с этой позиции?

— Мы не снимаемся, — ответил фон Герделер, подумав, — но… Все-таки запрягайте на случай непредвиденного отхода!..

Трескотня егерских шмайсеров и хлопки рвущихся гранат скоро стихли, и с той стороны, из гущи кустарников, где разворачивалось сражение, доносился теперь только рев человеческих голосов. Постепенно этот рев перешел в песню, и фон Герделер невольно вздрогнул: песня была финской.

— Что там? — сказал он и бросился напролом через заросли густого березняка; прыгал с камня на камень, тонкий ледок, покрывший болото, стеклянно раскалывался под ногами. — Почему залегли? — набросился он на пехотного майора. — Почему вы еще здесь?.. Стыдно, стыдно!..

— Герр оберст, — вдруг остервенился офицер, вытаскивая пистолет. — Вы не имеете права оскорблять меня… Я честный солдат фюрера, и я не трус… Смотрите, и вы поймете, почему мы еще здесь!..

Он бесстрашно поднялся во весь рост, засвистел:

— Атака… атака… атака…

Земля вздрогнула от топота ног, мимо фон Гердедера сверкающими стрелами пронеслись склоненные штыки егерей, и — хоть бы один выстрел раздался им навстречу.

Финны молчали.

* * *

Старый солдат с выщербленными зубами докурил самокрутку из палого листа ольхового, подошел к полковнику.

— Херра эвэрсти, — сказал он, — если патрона не дали, так дайте хоть в морду, чтобы я злее стал…

Юсси Пеккала пригнул к себе лохматую голову солдата, поцеловал его в сморщенный лоб.

— Иди, отец, — ответил не сразу, — ты и так злой…

Таммилехто подполз на животе, прошептал:

— Со стороны Питкаярви — движение какое-то…

— Так что?

— Около батальона, говорю.

— Где Суттинен-Хууванха?

— Осталась около гаубиц.

— Хорошо. Вот они опять идут…

Таммилехто посмотрел на бегущих егерей и пополз в сторону: «Лесные гвардейцы», расстреляв последние патроны, готовились к рукопашной схватке. Никто не заметил, как вянрикки поднялся, встал на четвереньки и скрылся в кустах.

Проваливаясь по пояс в жидкое месиво гнилого, не замерзающего даже зимой болота, он выбрался на лесной пригорок; среди могучих стволов мяннисто сел на камень и долго слушал, как надвигается лавина автоматной стрельбы. «Пойду!» — отчаянно решил юноша, нащупав на ремне круглую небольшую гранату.

Но там, в этой низине, уже творилось что-то дикое. Стрельба внезапно стихла — значит, пошла рукопашная, и, казалось, слышно, как лязгают штыки и хрустят человеческие кости.

— О-о-о, — мучительно простонал Таммилехто, почти умирая оттого, что не может быть вот таким, как этот старый вояка с выщербленными зубами. «Дайте хоть в морду, чтобы я злее стал», — вспомнилось ему, и, сняв с пояса гранату, вянрикки трижды ударил себя ею по голове, приговаривая: — Вот тебе… на!., на!..

Он встал. Он уже сделал шаг. Два шага, три — в сторону сражения, где гибли его товарищи. Но в этот момент раздался тяжкий грохот егерских сапог.

Таммилехто упал лицом в снег, и мимо него, наспех прикручивая к автоматам штыки, быстро пробежал от озера Питкаярви свежий немецкий батальон.

Юноша проводил взглядом последнего егеря, потом снял с ноги громадный лыжный пьекс, вынул из него сено, далеко, в самый носок затолкал гранату.

Как можно больше подогнув пальцы, снова обул пьекс и, немного прихрамывая, выбежал на дорогу…

Кайса в накинутом на плечи манто сидела на лафете гаубицы, радостно всплеснула руками:

— Раутио!.. Ты что?..

Издалека донесся новый, яростный взрыв стрельбы, и вянрикки понял: «лесных гвардейцев» взяли в клещи.

— Я?.. Да вот… Снаряды у нас еще остались? — неожиданно спросил он.

— Один ящик, да, — ответила Кайса и поежилась: — Раутио, что там?.. Что Юсси Пеккала?.. Жив?.. Сигареты у тебя есть?..

— Есть, есть, — бормотал вянрикки, шаря по карманам. — Где-то была пачка «Туопнез»…