С размаху сел на диван, запустил пальцы в волосы, отстраненно подумал, что пора бы постричься — челка в глаза лезет, — но стричься сейчас нельзя. Во-первых, какой дурак стрижется посреди зимы, когда холодно? А во-вторых, волосы — те же антенны, только в качестве приемника работает мозг. И укорачивать антенны в сложной ситуации — не самое оптимальное решение.

Осторожно тренькнул телефон, тут же загорелся красный огонек на камере — вызов через видеолинию. Илья включил монитор и коснулся клавиши ответа.

— Привет, — сказал он, узнав Олю Пацанчик.

На экране Оля выглядела старше своих лет. Изображение мерцало, временами расплывалось волнами.

— Ой, Илья! Слушай, у меня два билета на концерт, а идти не с кем!

— А что за концерт-то?

Она завозилась, потом скорчила смешную рожицу:

— Эти, как их… В общем, техноарт играют, а кто — ну забыла я название. На билете написано, только билеты уже в сумке, а сумка в прихожей, а я отойти от телефона не могу, потому что я его уронила, и у меня теперь камера на честном слове держится, я ее во время разговора плечом подпираю…

Она еще что-то торопливо говорила, Илья еле сдерживал смех.

— Ладно, — перебил он. — Неважно, в конце-то концов… Где встречаемся?

Оля неподдельно обрадовалась, но тут же устыдилась своей непосредственности и важным тоном “серьезной женщины” сказала:

— На Архангельской, на остановке маршрутки через двадцать минут. Успеешь?

— Давай.

Оставшиеся до выхода минуты он потратил на то, чтобы все-таки побриться. Конечно, как у любого блондина, щетина у него была малозаметна, да и всякие поцелуи вроде как в программу вечера не входили — но… Самому приятней будет.

На остановку пришел раньше назначенного времени, но Оля его опередила. Стояла чуть в стороне, Илья даже не сразу узнал ее. Сейчас на ней была короткая черная дубленка и другие сапоги, так что внешне Оля уже не так выделялась из толпы. Капюшон надвинут на лоб, руки по локоть засунуты в рукава, взгляд отрешенный, что придавало ее лицу не столько серьезное, сколько мечтательное выражение.

Правда, до Алки ей по всем раскладам было далеко. Алка… Ему с самого начала говорили, что из встреч с ней ни хрена не выйдет. Она была антикорректором. Сильным. На ее фоне Цыганков казался пустым местом. И все равно Илья в нее влюбился. Не потому, что она так захотела — все произошло само собой. Алка тогда его просто не замечала.

Вспомнил, как ровно три года назад ждал ее на этой же остановке… Они учились на подготовительных курсах в параллельных группах, Алку всегда окружал сонм подруг и поклонников, а Илья был обыкновенным неприлично белобрысым мальчишкой. Набрался смелости и решил во что бы то ни стало познакомиться с красавицей. Несколько дней подряд ждал ее здесь — она жила в этом же районе — замерзал до посинения, стучал зубами от холода, по сотне раз за вечер проговаривая про себя вступительный монолог, который долженствовал сразу раскрыть все его скрытые достоинства… А увидел ее случайно. Она сошла с маршрутки, одна, в роскошной шубке, белокурые локоны водопадом по всей спине — Алка совершенно не боялась холода, — раскосые черные глаза, выдававшие чукотских предков, смотрели благожелательно, что подтверждала и едва заметная улыбка. И заговорила первой она, напрочь испортив весь его тщательно подготовленный и давно вызубренный монолог. А потом он решил, что Алка его любит, и думал так целых три года. Она не разубеждала.

— Эй, маршрутку проспишь! — он легонько толкнул Олю в плечо.

Получил некоторое удовольствие от ее замешательства, но Оля быстро справилась с растерянностью. Тут же подошла и маршрутка.

— Как сдал? — спросила она в маршрутке.

Илья развел руками:

— Чудом, другого слова нет! И ты представляешь, вытащил именно цыганковский билет.

— Вторым вошел? — уточнила Оля.

— Так получилось.

— Ну, я же говорила. Знаешь, мне никто не верит, но я действительно умею предсказывать будущее…

— …и мысли читать, — с легкой иронией продолжил Илья.

Она обиделась:

— И мысли — тоже. Все издеваются и дразнятся. И не верят даже тогда, когда все сбывается, — сказала она потешно-серьезным тоном. — А напрасно. Хотя многие меня из-за этого боятся.

— Почему?

— Боятся, что узнаю их сокровенное. Я пыталась объяснить, что на самом-то деле все эти тайны у всех одинаковые, все хотят одного…

— Ну и чего я хочу, например? — спросил больше из озорства.

Она скользнула по нему отрешенным взглядом:

— Все боятся одиночества. И ты — тоже.

— Ничего подобного. Я его люблю.

Оля пожала плечами:

— Нет. Не любишь. Его никто не любит, в отличие от уединения. Просто часто бывает так, что человеку кажется, будто он совсем один и нужен кому-то, только если выполняет какую-то очень важную функцию. Ему кажется, что сам по себе он никому не нужен. И тогда, чтобы никто не понял, как сильно люди нужны ему, он делает вид, что тоже ни в ком не нуждается, и вообще любит одиночество. Одиночество кажется людям идеальной защитой от того, что их могут бросить.