До верха оставалось еще футов тридцать, и добраться туда не было возможности. Вот разве что на этой высоте я, возможно, находился на уровне… Я лихорадочно щупал камни. Напротив лба слегка выступал более гладкий камень. Кирпич?

Я потянул его к себе. Это оказался прямоугольный брикет, имевший два пальца в длину и два — в ширину. Я поспешно сунул его в карман.

— Гвидо?

Мэтр звал меня снизу. Я не ответил, пытаясь дотянуться на цыпочках до отверстия. По глазам резанул свет, ворвавшийся в темень трубы. Затем я увидел… Сикстинскую капеллу.

Убийца проделал в трубе оконце, выходящее прямо внутрь!

Из-за толщины стенки и неровностей внутри были видны, разумеется, лишь часть пола и фрески с изображением Иисуса на противоположной стене. Но этого хватало, чтобы поразить стрелой лицо человека. А потом уж вставить кирпич на место!

— Гвидо!

— Я здесь, мэтр, в камине! Вы оказались правы!

— Гвидо?

Спеша спуститься, я едва не поскользнулся. Голос Леонардо стал более отчетливым.

— Гвидо, что ты там делал? Давай быстрее… Пришел Балтазар с солдатами… Они захватили…

Конец фразы заглушил поток ругательств и восклицаний.

Надо было видеть лица тех, кто находился в зале! Я вылез из камина, как черт из своего логова, — весь черный от сажи, но с торжествующей улыбкой на губах.

Мое собственное изумление было не меньше. Главный зал библиотеки, до того пустой, заполнился солдатами. Здесь же был и Балтазар в сопровождении швейцарских гвардейцев. Он, казалось, упрекал в чем-то Леонардо, тогда как швейцарцы громко переговаривались между собой. Позади этой группы двое солдат держали за плечи какого-то мужчину. Его-то я сразу узнал.

— Гвидо! — вскричал Балтазар, раскидывая руки. — Я подозревал этого старика, — он показал на мэтра, — в покушении на убийство…

— Успокойся, мы работаем вместе, — прервал я его. — Он… на службе у Бибьены.

Леонардо, неузнаваемый под своим капюшоном, кивнул головой.

— А ты, Балтазар, можешь мне объяснить, к чему весь этот шум?

— Я арестовал его, Гвидо… Я поймал этого удода!

Зажатый солдатами, тот не мог пошевелиться.

— Ну и погонялся же я за ним, можешь поверить. Хорошо еще, что он не оторвался от меня в той толчее… Но в переулках Борго я оказался попроворней. Схватил его у самой двери!

Он потряс маской, как трофеем.

— Когда он снял ее, то я опешил… Но всего можно было ожидать, не так ли? Потом я позвал подмогу и привел его сюда.

Я какое-то время рассматривал красивую голову серого удода с длинным черным клювом и цветным хохолком на макушке. И эту птицу я упорно искал с самого начала!

— И вправду хорошая добыча, Балтазар. Капитан Барбери может гордиться тобой.

Воспользовавшись установившимся спокойствием, я, отряхиваясь, направился к все еще приоткрытому железному шкафу. Мне пришлось открыть вторую створку и немного пошарить на полках, чтобы вытащить засунутый между двумя полками сверток материи, запачканный сажей.

— А вот и перышки, которые надевала наша птичка, чтобы долететь до Сикстинской капеллы…

Для ясности я развернул сверток, оказавшийся длинным балахоном. На груди был пришит карман, в котором было что-то твердое: вторая стрелка, тоже красная, тонкая и такая же острая, как и предыдущая.

— Все сомнения отпали… — заключил я.

— Гвидо, — изумился Балтазар, — а теперь ты объясни…

— Человек, совершивший этим утром попытку убийства в часовне, просто-напросто добрался до нее по внутренней части каминной трубы. Отверстие он проделал заранее и выстрелил из него вот такой штукой. Затем спустился, снял этот балахон, спрятал его в этом шкафу и спокойненько вышел из Ватикана.

— Надев прежде эту маску, чтобы не быть узнанным, — дополнил Балтазар, поворачиваясь к пленнику.

Томмазо Ингирами, державший себя достойно, несмотря на крепкую хватку солдат, затряс головой с выражением отвращения на лице:

— Все это подстроенная грубая шутка!..

— У вас есть другие объяснения, мессер префект?

— Я не понял и половины ваших обвинений!

— Не слушай его, Гвидо, сейчас он будет вешать лапшу на уши. Маска-то удода была на его голове!

— Конечно, я носил эту маску, не отрицаю. Но если бы у вас было хотя бы на пару куатрино здравого смысла, вы бы меня уже отпустили!

— Чего ради? — возразил я.

— Прикажите вашим солдатам дать мне вздохнуть, и я все объясню по поводу маски. А после пусть мою судьбу решает святейший отец, и только он.

— И то правда, — поддержал префекта библиотеки Ватикана один из швейцарцев. — Он служитель папы, и я не очень-то одобряю подобное обращение.

Балтазар немного поколебался, затем сделал знак солдатам отойти от Ингирами.

— Благодарю. Тот потер плечи.

— Ситуация эта — одна из самых нелепых. Если бы не дружба, связывающая меня с да Винчи, я ни за что не пошел бы на эту… унизительную комедию.