Она выталкивает Уго за дверь, упираясь ладонями в его голую спину.

Приходит в действие механизм пятого будильника. Землекоп Антонио вздрагивает и чертыхается. Его зычный голос первым нарушает утреннюю тишину. Рассветные лучи озаряют улицу, где кошки устроились теперь на отдых. Петух поднял с постели своего хозяина – угольщика. Мать Милены тоже на ногах и, сложив руки на переднике, вздыхает у опустевшей постели своей дочки. В каждом доме уже кто-нибудь да встал. А вот Синьора только-только задремала. Нанни, быть может, снится, что он стал честным. Коррадо отпирает кузницу. Лошадь приветствует его ржаньем, которому вторит плач новорожденной, спящей в комнате наверху; ей душно в одной постели с родителями. Мать пытается успокоить девочку, дает ей грудь. Отец провел бессонную ночь после того, как бригадьере намекнул ему о краже на виа Болоньезе.

Фатторе из Каленцано уже проехал по улице в своей повозке. Он решает прежде всего отвести пегого к Коррадо, а потом побрить у Оресте отросшую за неделю бороду. Когда конь подкован, а хозяин побрит, дела идут лучше – этой старой приметой не следует пренебрегать.

Коррадо задал своей лошади корма, потом взялся за меха, и вот уже в глубине кузницы разбрасывает искры веселое пламя; кузница большая и просторная, как дворцовая галерея.

Коррадо – мужчина лет тридцати, ростом без малого два метра. Он могуч, как Мачисте [5] , – поэтому его так и прозвали. На войне он был в гренадерах. Когда его призывали, капитан хотел определить кузнеца в королевские кирасиры, но, узнав о его политических убеждениях, отказался от этой мысли. В девятнадцатом и двадцатом годах Мачисте был «народным смельчаком» [6] . Однажды утром в марте двадцать второго года в кузницу явилось четверо фашистов. Их привел Карлино, тот самый, что живет на виа дель Корно в доме номер один. Они заявили, что намерены свести счеты с Коррадо. Орава фашистов стерегла на обоих концах улицы. Это была засада, но кузнец решил, что они слишком уж обнаглели, напав на него в его собственном доме. Он прислонился к стене у наковальни, где на гвоздях висели подковы, и сказал: «Если вы бросите пистолеты, я охотно с вами посчитаюсь. Со всеми четырьмя разом расправлюсь». Карлино сказал: «Вот поглотаешь у нас касторки – тогда поговорим». В ответ Коррадо запустил ему в голову подковой. И тут в кузнице началось настоящее побоище. Люди подглядывали в окна, встала с постели даже сама Синьора. А хозяин гостиницы «Червиа» заперся на засов: знать ничего не знаю, ведать не ведаю. Фашисты так и не стали стрелять – может быть, потому, что мать Карлико неистово стучала в дверь кузницы, умоляя сына вернуться домой. Нападение больше не повторилось.

Мачисте дружит со всеми, кто живет в его районе – между площадями Синьории и Ментана и церквами Сан-Симоне и Санта-Кроче. Ломовые извозчики с Понтассьеве и Руффины, фатторе из Импрунеты и Каленцано знают, что во всей Флоренции не найти лучшего кузнеца. Но у Мачисте есть друзья и на виа дель Корно, где он живет и работает. Уго был «народным смельчаком» вместе с Мачисте – теперь он каждый вечер оставляет свою тележку в кузнице.

Мачисте дружит и с Джулио. Когда Джулио бывает безработным-г а это с ним частенько случается, – Мачисте дает ему поручения: посылает купить гвоздей или заплатить по счетам. Он знает, что на Джулио можно положиться. Вот и сегодня – еще семи часов нет, а Джулио уже явился в кузницу: хочет пособить у мехов, пока не пришел подмастерье.

– Ты что нынче спозаранку вскочил? – кричит Мачисте и дает ему сигарету.

Оба прикуривают от уголька из горна. Джулио в плохом настроении и молча изо всех сил раздувает мехи. Мачисте приводит в порядок инструменты. В конце концов у Джулио развязывается язык. Он заговаривает как будто небрежно, но голос у него взволнованный, и это его выдает:

– Коррадо, у меня к тебе просьба…

– Сразу тебе скажу – не проси, – отвечает Коррадо. Тон у него решительный, тем более что он боится, как бы Джулио его не разжалобил. – Если тебя посадят, то я еще раз помогу твоей семье – это я тебе обещаю. А насчет остального – удивляюсь, как это тебе в голову пришло просить меня…

– Но я же тебе еще не сказал, в чем дело.

– Я и сам знаю. Я не спал сегодня ночью, когда приходил бригадьере.

Перед кузницей, в последний раз тряхнув головой и звякнув бубенчиками, остановилась пегая лошадь фатторе. Мачисте говорит Джулио:

– Возьмись за ум, бездельник! Ну, до свиданья, мне надо работать.

В этот час Уго со своей тележкой уже на окраине города. Сегодня он торгует кабачками и картофелем. Женщины охотно покупают у него. Мария думает об этом, посыпая пол опилками и орудуя щеткой в конторе, где она служит уборщицей. Она улыбается своим мыслям: вот познакомиться бы им с Уго раньше да пожениться – какое было бы счастье!… Беппино такой раздражительный. Сегодня проснулся злой-презлой и швырнул в Марию рамочкой с ночного столика. А в рамке вставлена фотография их дочки, умершей, когда ей было всего три месяца. Стекло разбилось вдребезги.

Беппино служит вторым поваром в ресторане, и сегодня у него свободный день. Мария торопится с уборкой: хочет поскорее вернуться домой – раньше, чем он встанет. Надо погладить мужу его любимую голубую рубашку. Если Беппино еще будет в постели, когда она вернется, и у него не болит живот, он, может быть, позовет ее лечь к нему. Любовные ласки по утрам, когда комната залита солнцем, напоминают Марии далекое первое свиданье на лугу.

Виа дель Корно – совсем маленькая улица: пятьдесят метров в длину и пять в ширину. Тротуара нет. Одним концом она упирается в виа деи Леони, другим – в виа дель Парлашо и замкнута между ними, словно остров, словно тихий уголок в лесу, в стороне от дорог и движения, вдалеке от любопытных глаз. Кто пойдет на виа дель Корно? Только тот, кто живет здесь или же связана с ее жителями какими-нибудь интересами. А между тем виа дель Корно совсем рядом с Палаццо Веккьо, дворец высится на ней, подавляя улочку своей громадой. Мостовая на улице посредине слегка вогнута: там устроены водостоки. В дождливые дни по улице, разделяя ее надвое, катится поток, и ребята, как выглянет солнышко, устраивают тут корабельные гонки, пуская по воде пробки, апельсинные корки и бумажные лодочки. Два года назад, в ноябре двадцать третьего года, после сильных ливней водостоки засорились и на улице несколько дней было настоящее наводнение: валило погреба и первые этажи. В похвале, где находится угольный склад Нези, вода простояла целую неделю. Сначала Нези горевал: вот будут убытки! – а обернулось все это для него выгодой. Женщины неохотно отказываются от своих привычек и ужасно нерасчетливы: они прекрасно знали, что уголь у Нези еще мокрый, не загорается и весит вдвое больше – так нет же, им, видите ли, не под силу дойти до угольщика на виа Моска, хотя до него всего пять минут ходу.

Нет, дело вовсе не в привычке, тут другая причина: у Нези, можно брать уголь в долг, даже по полкило, а ведь уголь-то всем нужен, как хлеб. Жена Джулио с этой бесконечной сушкой пеленок перебрала угля в долг по полкило да по мерочке на двадцать семь лир и тридцать чентезимо. Но Нези умеет ждать. Другие торговцы таким типам, как Джулио и Нанни, не поверили бы в долг и булавки, а Нези уверен, что с этим народом можно иметь дело: внакладе не останешься. Нези хорошо знал, что это за птицы. Он и с фашистами в добрых отношениях – не раз давал свой грузовик для их «экспедиций». Однажды они покалечили машину, но Нези даже отказался взять с них деньги на ремонт. «Я надеюсь, вы вспомните обо мне, когда будете у власти», – сказал он. Что ж, теперь Нези получил подряд на поставку угля для школ всего округа. А вместо одного грузовика у него стало три: все три стоят в гараже на виа де'Ренаи; у Нези в этом гараже тоже есть пай.

– Нези ловко сеет, ловко жнет, – говорит Синьора едва слышным голосом.

Он посеял в доме Джулио; вот жатва и подоспела.

– Мое почтенье, синьор Нези.

– Как твоя девчурка?

– Синьор Нези, на одно слово.

Лавка угольщика в подвале; надо спуститься на шесть ступенек. Когда дверь открыта, с улицы видны весы на высокой подставке. Лавка слабо освещена электрической лампочкой, висящей над столом, где у Нези лежат книги долговых записей, которые ведутся поаккуратней, чем дела в квестуре. Сын Нези просеивает мелкий уголь. Лицо у него измазано угольной пылью, глаза светятся, как у кошки. Он высок и худ; в июне ему минет двадцать лет. Отец велит ему стать у дверей и говорить покупателям, что «продажа прекращена на полчаса». У Нези-отца тоже измазаны углем щеки и лоб. Джулио видит только его зубы, белые и ровные, как у сына.