Шрифт:
— Куда надо, туда и везем, — разлепил, наконец, губы правый «манекен».
— Там узнаешь, — добавил левый.
Вечерняя прогулка закончилась в неком подмосковном дачном поселке, где Леше ранее бывать никогда не приходилось. Так же вежливо и непреклонно его извлекли из авто и препроводили через обширный сад в рубленый двухэтажный коттедж. От того, что никто из провожатых даже не удосужился завязать пленнику глаза или запутать маршрут, как в плохих детективах, неустанно плодимых целым сонмом писательниц, у Мерзлина неприятно заныло под ложечкой.
Беспечность эта в сочетании со способом приглашения могла означать только одно печальное обстоятельство…
Лешу провели в большую комнату, обставленную без особенной роскоши, но со вкусом, и усадили в кресло перед тощим высоким человеком, детали лица которого и, конечно, выражение нельзя было рассмотреть из-за царившего в доме полумрака. Проще говоря, Алексей мог видеть на фоне окна смутный силуэт человека, вот и всё.
«Приехали! — выползла из закоулков скованного страхом сознания коротенькая мыслишка. — Вот тебе, Леха, и доллары на черный день…»
Но не успел он распрощаться с жизнью, как свет вспыхнул.
— Что же ты, молодой человек, — спросил, не здороваясь, тощий щурившегося от яркого света парня, причем «человек» у него получилось, как «чек», — бабушек, божьих одуванчиков обманываешь? Последние крохи у них, бедных, отымаешь… Не слыхал разве мудрость старинную: «Последнее даже вор не берет?» А ты разве вор?
По едва уловимому блатному налету в речи говорившего, слышанному много раз в кино, по нездоровой, изъязвленной глубокими щербинами коже лица, а также по некоторому сходству с другими, показанными некогда дядей, Алексей безошибочно определил в хозяине авторитета криминального мира. Причем, судя по антуражу, не самого низкого ранга.
— Нет, я коммерцией занимаюсь, — ответил Мерзлин вору в законе, мимолетно удивившись, что не только смог выговорить эти слова, но и ни разу не дрогнуть голосом.
— Коммерсант, значит… Народ обманываешь?
— У меня все по-честному.
Вор неопределенно хмыкнул:
— Честный, значит?
— Не совсем, но… в основном.
— Не пужливый… Откуда ж ты такой смелый да честный взялся?
— С Урала он, из Челябинска… — лениво подал голос один из конвоиров.
— Молчи, Рыба! — не повышая голос, обронил хозяин, и выскочка тут же заткнулся. — Пусть паренек сам скажет.
— А что сказать? — пожал плечами Леша. — Я и в самом деле челябинский. Работал в банке, теперь вот — в Москве, с дядей… — он назвал фамилию дяди Яши, известную в московских кругах, как светлых, так и теневых.
— Уважаю уральцев, — с непонятным выражением сообщил вор. — Люди серьезные… Даже не знаю, что теперь с тобой делать…
«Все… — мелькнула мысль. — Прощайте, мама с папой…»
— Под кем ходишь-то?
Леша, замирая, назвал пару-другую фамилий и кличек и замолк, напряженно ожидая результата.
— Хмм… Тоже серьезные люди… — повертел стриженой головой вор, и по всему было видно, что он несколько смущен. — А я — Эраст. Слыхал про такого?
Что-то смутное про недавно, перед самым июлем, откинувшегося [58] авторитета с таким редким погонялом, умудрившегося в короткий срок обеспечить себе нишу в перенаселенном криминальном сообществе столицы, Леша слышал от дяди, разумеется, без подробностей, но выдавать свою неосведомленность не стал.
— Да, конечно.
58
Вышедшего на свободу из мест заключения (жарг.).
— Видишь, мы ведь почти знакомцы! Тебя как зовут?
— А… — начал было говорливый Рыба, но патрон так зыркнул на него, что тот решил промолчать.
— Лешей меня зовут, Мерзлиным…
— Леша… Алеша… Алеша, дай патронов… Не звучит. Знаешь, кем ты будешь? Лехой Челябинским. Звучит?
— Звучит.
— Да что ты там жмешься, как неродной? — внезапно улыбнулся Эраст, сверкнув двойным рядом стальных коронок. — Давай к столу… Водку пьешь?
Через полчаса Леша, уже почти пьяный от переживаний и водки на голодный желудок, сидел едва ли не в обнимку с авторитетом.
— А на фига тебе доллары? — спрашивал вор, которого тоже изрядно развезло, щедро подливая в Лехин стакан. — Они же не стоят ни шиша!
— А вдруг когда-нибудь будут стоить?
— Ну, ты этот… Рыба, как это, когда в лучшее верят?
— Педераст! — наморщив низкий лоб, блеснул недюжинным умом Рыба.
— Сам ты п…с, Рыба! Оптимист!
— Одна хрень.
— Не скажи…
— Мы вот тоже… — жахнув стакан водки без закуски, продолжал вор, не отвлекаясь на филологию. — Строили-строили коммунизм, строили-строили, надеялись-надеялись, и что?..