Он просто сдержал коня. Похлопал по шее, успокаивая.

Мржек молчал.

Молчал и Переступа.

«Чего ждут? — подумал Шовшур. — Или своему богу молятся? Он у них странный. Без имени. Зовут просто — Господь. Нехорошо. Нельзя без имени ни человеку, ни богу быть».

Аскеру захотелось сплюнуть трижды под копыта коню от сглаза. Но он сдержался, памятуя, что может быть неверно понят северянами, и кто знает, чем тогда ответит чародей?

Десяток Бичкена дал первый залп огненными стрелами. Красиво полетели они, роняя искры-светлячки. Далеко залетели за окружающий Жорнище частокол. Почти сразу из города донесся многоголосый крик. Значит, несмотря на затяжной дождь, загорелось хорошо. Теперь начнут бегать, тушить. Сдуру женщины и ребятня набегут. Воинам-порубежникам тяжелее отбиваться будет.

Видно, о том же и ротмистр Переступа подумал. Его тонкие, холеные черты исказились в злорадной гримасе.

— Ну, пан Мржек, не пора ли?

Колдун открыл глаза:

— Нет еще Гудимира. Задерживается пан реестровый чародей.

— Надо было вообще чумазых шаманов, — они говорили на грозинецком диалекте, а потому не опасались, что аскеры их поймут, — на ту сторону послать. К южным воротам. Пускай бы помаячили. Тогда и Гудимир туда же пошел бы...

— Вот еще! — Мржек хмыкнул, пожал плечами. — Лови его потом по всему городу. Нет уж, пускай сюда идет. Разом и покончим со всеми делами. И долгами... — Он вдруг встрепенулся, приосанился. — Идет! Чувствую! Крепенький старикашка этот Гудимир... Не то, что твой шаманишко, а, Шовшур-аскер из клана Сайгака?

Последние слова чародей произнес по-аранкски. Вернее, на общем для всех степняков языке. Он возник как средство общения торговцев, шаманов и клановых вождей.

Шовшур сохранил неподвижность лица, хотя его так и подмывало полоснуть саблей наискось через наглую бородатую рожу. Чтоб брызнули солоноватой кровью разрубленные губы, лопнули темные, бездонные, завораживающие ужасом глаза...

Мржек бросил на него косой взгляд, и Шовшур-аскер похолодел — а ну как догадался колдун, о чем он думает? Но Саарын-Тойон милостив к своим детям.

— Пора! — коротко бросил чародей. — Позволь, Шовшур-аскер из клана Сайгака, — губы Мржека скривила ехидная усмешка, — я покомандую твоими шаманами?

— Баскынан тур, атаххынан тур*, — деланно равнодушно откликнулся аранк. Так кочевники по обыкновению показывали свое полное невмешательство в дела собеседника.

* Вставай хоть головой, хоть ногами.

— Дье бо?* — поднял бровь Мржек. —Ладно.

* Ну да?

Колдун выехал вперед, жестом подозвал молодых шаманов. Они собрались так быстро, как никогда бы не съехались на зов Улуу-меге или кого-нибудь из старейшин. Даже с радостью съехались. Шовшур-аскер вдруг подумал, что это ему очень неприятно. И вообще, он начинал ненавидеть Мржека все больше и больше.

Чародей махнул плетью в сторону стен Жорнища, негромко произнес несколько быстрых фраз.

Шаманы развернулись полукругом, и вскоре к дождю горящих стрел добавился град из мелких, желтовато-красных сгустков пламени. Хлестнули по зубцам частокола несколько молний-бичей. С криком перевалился через стену и рухнул вниз живым факелом зазевавшийся порубежник. Остальные стражники границы начали прятаться, приседать. Кое-кто вообще спрыгнул, всерьез опасаясь за жизнь — смерть от колдовства почему-то казалась воинам более страшной, чем от обычного оружия.

Аскеры обрадованно закричали:

— Йах! Саарын-Тойон! Тойон!!!

Еще бы не радоваться, когда ответные стрелы со стен летят все реже и реже. Скоро, похоже, вовсе иссякнут.

Мржек вернулся. Сказал недовольно:

— Кто их учил? На большее не способны. Все самому делать приходится.

— Ты хотел, чтоб самоучки степные тебе ворота вынесли, пан чародей? — скривился Переступа.

— Само собой, хотел, пан ротмистр. Мне еще с Гудимиром разбираться.

— Ничего. Давай. Этот сушеный карась тебе в подметки не годится...

Колдун нахмурился. Повел плечами под теплым жупаном, словно кулачный боец, примеряющийся как бы половчее ударить противника в ухо.

— Я, пан ротмистр, многих сильных и храбрых воинов знал. И чародеев, и мастеров клинка. Те из них, кто гордыни преисполнился, кто врага недооценивать начал, сейчас покойники — «корольки» на глаза и в сосновую домовину. А другие, вроде меня, и ныне живут.

Владзик Переступа побелел, до боли в ладони сжал рукоятку плетки:

— Заметь, пан чародей, я тоже живу пока.

— Я вижу... — пожал плечами Мржек. И больше не произнес ни слова. Кто ответит — издевается или вправду согласился с паном ротмистром?

Мржек Сякера тем временем сложил руки перед грудью — точнее, каждый палец левой руки приставил к его же брату родному, только правой. Придавил. Сильно придавил, до хруста в суставах. После встряхнул кисти, словно капельки воды сбросил.

И толкнул воздух от груди вперед — прямиком к воротам Жорнища!

Стоявшие рядом Шовшур-аскер и пан Владзик заметили, как напряглись плечи и спина чародея — еще немного, и жупан по швам разлезется. Как вздулись жилы на крепкой шее и, несмотря на холодную осеннюю погоду, выступил пот на висках.