Больше он ничего не говорил, оставляя себе на всякий случай шанс. А вдруг, месяца через два или три, он опять все поймет, но теперь уже по-другому… И тут очень кстати придется это молчание. И непроизнесенные слова, понятные и ему, и мне, вдруг растворятся в прошлом, которое очень легко будет приспособить, как удобно… «Кто сказал, что я тебя не люблю? Неправда. Просто у меня был кризис. У любого мужчины бывает кризис, и молодец та женщина, которая это вместе с ним переживет. А вместе можно быть и по отдельности. Душой вместе! Понимаешь? Душой!..»

Рассказав поучительную историю про метро, я обратила внимание, что, кроме нас с незнакомой девушкой, на улице, вдоль которой мы шли, никого не было. Лишь изредка проносились легковые автомобили. Один раз кто-то весело просигналил, оценив наши пляжные наряды, но, к счастью, не остановился.

Красивая улица Живописная освещалась плохо, и мне стало немного страшно. Как-то резко стемнело. Жилых домов вокруг не было, справа от нас шел сплошной забор закрытого института — намотанная большими кольцами колючая проволока неярко блестела по верху забора.

Трамвай так и не пришел. Девушка, наспех попрощавшись, свернула в свой переулок, я помахала ей рукой и присела поправить пластырь на натертой ноге.

И только встав, я почувствовала, что в природе что-то неуловимо изменилось.

Сначала я услышала тишину — полную, звенящую. Я глубже вдохнула, ощущая непривычную плотность совершенно неподвижного воздуха. И вдруг что-то зашуршало в абсолютной тишине, и я с удивлением ощутила теплую влагу на своей коже. Сразу мокрыми стали плечи и лицо. Совершенно ниоткуда посыпались мелкие островатые капли. «Хорошо-то как…» — подумала я и пошла чуть медленнее.

После такого жаркого, безветренного дня — вдруг дождик. И опять внутри меня как будто раздался сигнал. Тот, кто знает больше и видит дальше, сейчас довольно скептически сказал: «Да-а-а… Знать бы, где упасть, подстелил бы соломки…»

Я помню, что в тот момент мне пришла в голову удивительная мысль — мой внутренний голос часто разговаривает тоном и словами Комарова!.. Но додумать я не успела. Мне на голову вдруг обрушился будто ушат ледяной воды. Я вытерла рукой воду со лба и подняла голову, чтобы посмотреть — откуда и что это такое — и захлебнулась от второго. Ушатом я, конечно, никогда не пользовалась, но знаю, что ушат воды на голову — это очень плохо и мокро, и главное много. А если десять ушатов подряд, а потом из брандспойта в спину и одновременно в грудь… Главное, непонятно, куда падать, но и удержаться на ногах уже невозможно.

Я не могла ни идти вперед, ни дышать, ни смотреть. Я сняла залепленные водой очки в надежде что-то увидеть вокруг себя и понять, что происходит. Видела я секунды две, пока не раздался грохот, где-то совсем близко. Одновременно посыпались искры с трамвайных проводов уже точно мне на голову и резко погас свет — сначала в невысоких жилых домах, до которых я наконец дошла, а потом на всей улице.

Две машины впереди замедлили ход, сначала я не поняла, почему. Я-то остановилась совсем и попыталась опереться на столб с погасшим фонарем, с ужасом думая, что, наверно, делать этого нельзя. Но брандспойты теперь били со всех сторон и двигаться не давали. И тут ползущая мимо меня машина остановилась совсем. Слов из-за грохота было не разобрать, до меня доносилось лишь:

— …итесь! …итесь!

Я поняла, что водитель зовет меня укрыться в машине. Кое-как оторвавшись от столба с ко-ротящим электричеством, я попыталась подойти к дороге ближе, но сильные струи воды, бьющие наискось, не давали мне сделать ни шагу в сторону.

Тогда я шагнула вперед и тут же провалилась до колена в ледяную воду уже не улицы, а реки Живописной. Машина сзади резко загудела, и я обернулась. И именно в этот момент ударили — именно не сверкнули, а ударили! — сразу две молнии, одна за другой. Первая — в меня, вторая — в переднее стекло машины.

Конечно, первая молния ударила где-то рядом со мной, скорей всего в электрический столб, от которого я отошла. Меня изо всей силы тряхануло, и я на секунду ослепла и задохнулась. А в свете второй молнии, острой и объемной, будто нарисованной, я увидела глаза водителя.

— Садитесь, пожалуйста, садитесь! Здесь нельзя быть! — говорил молодой человек. Теперь я его хорошо слышала и даже видела в свете молний.

— Садись, дура! — четко сказал мне внутренний голос.

— У меня только пятьдесят рублей, — очень некстати ответила я и не двинулась с места. Но я сказала, как есть. Даже вселенская катастрофа — не повод, чтобы изменять свои принципы, приобретенные путем проб и ошибок — в основном ошибок.

— Да вы что, какие деньги! — Водитель высунулся из машины, придерживая дверь. — Садитесь скорее, вы можете здесь погибнуть!

Пока я объясняла свое материальное положение, все брандспойты соединились в один и теперь били мне в спину, подталкивая к спасительной машине. Я села в нее вовремя. Что-то со страшным треском ударило о капот и внутри стало совсем темно.

— Это что? — спросила я и тут же сама ответила: — Это дерево упало.

— Вот видите, как вовремя вы сели, — произнес из темноты приятный голос. — А…