Кобыла несла на себе четыре высоких терракотовых сосуда, оснащенных небольшими насосами и раструбами.

Джил рассмеялась.

– Ах ты, сукин сын!

Ингольд улыбнулся ей с самодовольным лукавством.

– Ну что ж... стараюсь.

Джил, удерживая в поводу обеих лошадей, видела, как омерзительные твари засуетились, а затем замерли на месте, – как видно, их хозяева пытались переварить новую информацию. Тем временем один из гладиаторов подошел к Ингольду, который накручивал на раструб стальную трубку.

– Качай!

Если тварь оказывалась слишком крупной, чтобы кислота одолела ее с ходу, то в дело вступали клинки...

– Где ты раздобыл серу? – спросила Джил у Ингольда, когда они отбились от первой волны нападавших.

– Дорогая моя, и ты спрашиваешь об этом в стране, что живет добычей меди?

– Мы возьмем их с собой?

С омерзительным зловонием габугу чернели, съеживались и растворялись на каменных ступенях, словно мокрицы, посыпанные солью. Лишь теперь Джил поняла, почему Ингольд велел им всем надеть сапоги на толстой подошве.

– Моя дорогая, мне слишком часто доводилось сражаться с магами-ренегатами, – заметил Ингольд, прикрывая платком нос и рот, – и я твердо усвоил одну истину: никогда не пользуйся более сложным оружием, нежели обычный меч, и никогда не бери ничего такого, что может взорваться у тебя в руках. Бектис, ты идешь?

– Как будто у меня есть выбор...

Сержант Куш и лейтенант Пра-Сиа уже стащили епископского мага с седла и разматывали цепи, стягивавшие ему запястья. Габугу, лишь слегка обрызганный кислотой, пошатываясь, выполз из чернеющей кучи на ступенях усыпальницы и щелкнул клешнями, зацепив подол одеяния старика. Куш раздавил его сапогом, и тварь лопнула с отвратительным звуком. У Бектиса был такой вид, словно он бы с радостью забрался гладиатору на плечи, если бы ему позволили.

– Нет. – Голубые глаза Ингольда внезапно заледенели. – Выбора у тебя нет. Я скажу тебе это только один раз, ибо уверен, что ледяные маги повелевают существами куда более опасными, и неуязвимыми для кислоты.

Он подступил к Бектису с мечом в руке. От всей фигуры его веяло силой.

– Если ты попытаешься сбежать, предашь нас или хотя бы оступишься, Бектис, я наложу на тебя проклятье боли, унижения, холода, грязи и вечного раскаяния. Твое тело будет разлагаться и гнить заживо, плоть пожрут муравьи и черви. Ты меня понимаешь?

Бектис сглотнул.

«А ведь Ингольд – архимаг, – внезапно вспомнила Джил. – Он правит всеми чародеями Запада. Его слова равносильны приказу».

Бектис выдавил, с трудом шевеля пересохшими губами:

– Понимаю.

– Ты должен защищать Джил. Любой ценой.

Епископский маг вновь кивнул. Как зачарованный, он взирал на вход в усыпальницу. Там мелькали какие-то тени, твари высовывались, но тут же отползали назад, пятясь от луж зловонной кислоты, дымящейся на ступенях.

Казалось, сами стены содрогаются в колыханиях сланча.

У Бектиса был такой вид, словно его вот-вот вывернет наизнанку.

– Если попытаешься бежать, – продолжил Ингольд голосом, мягким, как тьма летней ночи, – то мое проклятье настигнет тебя в двух шагах от этих ступеней. А теперь пойдем, время пришло.

Голоса наполнили сознание Джил подобно реву морских волн, а над ними разносился пронзительный голос флейты.

Они шагнули во тьму.

Прошлой ночью во сне она видела Мать Зимы. Нечеловечески прекрасная, переливаясь всеми оттенками зелени и синевы, она поднималась из своего колодца, и Джил подумала: «Если она взглянет на меня, я умру. Если она взглянет на меня...»

Хранительница Древнего Мира, несущая в плоти своей семена всех своих созданий, она поднималась ото сна в блеске славы и великолепия.

Она пробуждалась, и дети ее ликовали в ожидании нового рождения.

Во сне Джил ощутила на себе этот взгляд из гущи клубящихся облаков и мерцающего тумана. Мать Зимы произнесла ее имя, и она умерла.

Голоса кричали: «Ты умрешь! Если не убьешь его, не остановишь его, ты умрешь, и твое дитя умрет вместе с тобой!»

Джил затворила свое сознание. Она помнила лишь о том, что была какая-то причина ей следовать за Ингольдом сквозь туман, стелящийся вокруг, сквозь поля колышущегося, содрогающегося сланча, ежащегося под вспышками огненных шаров, вылетающих из посохов магов.

Она не помнила, что это за причина, и не хотела вспоминать.

Со свистом и хлопаньем крыльев невообразимые создания нападали с воздуха или, подобно змеям, выползали из трещин в скалах. Джил рубила их мечом, отсекала головы, конечности, щупальца и клешни.

Она была гвардейцем, а Ингольд – ее наставником.

Только это было реальностью в кровавом водовороте иллюзий и видений.

Чудилось, будто Слепой Король обернулся и взирает на них пустыми глазницами.

Казалось, ее руки побелели как сланч и у нее два меча – а может, и больше – в нескольких парах рук: один – чтобы сражаться с чудовищами, но другой – чтобы обезглавить Бектиса, шагавшего рядом и цеплявшегося за накидку Ингольда в ужасе и отвращении. Обезглавить Бектиса, а затем и самого Ингольда.