— Мать говорила тебе что-нибудь о Серле? — спросил Дрого, гладя ее волосы.

— Да, — вздохнула Ида. — Мне будет трудно к этому привыкнуть. При всей обиде на отца, который лишил меня моей истинной матери, я не могу смириться с тем, что Ведетт забыла его так быстро.

— Да нет, она его не забыла. Скорее, вспомнила другого, которого любила до того, как вышла замуж.

— Возможно, я не права. Серл — замечательный человек. С ним и Ведетт, и детям будет хорошо. Меня удручает только одно…

Она замолчала, и Дрого поднял голову.

— Что?

— Я все еще не могу думать о Старой Эдит как о своей матери, и вместе с тем перестала быть для меня матерью и Ведетт. У меня такое чувство, будто я осиротела.

Он наклонился и поцеловал ее в лоб.

— Просто ты пока еще всего не осознала. И это вполне естественно: то, что ты узнала, резко изменило твои взгляды на прежнюю жизнь. Ведетт — твоя мать во всех отношениях, кроме родства, а Эдит — женщина, которая подарила тебе жизнь. Может быть, со временем ты начнешь думать, что у тебя две матери: одна по крови, а другая — та, которая тебя вы растила и воспитала… Послушай, а как ты узнала, о чем говорится в этих документах? — внезапно спросил Дрого и нахмурился. — Тебе их прочел кто-нибудь в монастыре? Но тогда эта история может стать достоянием слишком многих людей… По-моему, ты поступила неразумно, доверив…

— О ней знают только я и Ведетт, — перебила его Ида. — Мы сами прочли эти свитки.

— Ведетт умеет читать?

— Очень плохо. А я свободно.

Он замолчал. Ида села а кровати, чтобы взглянуть ему в лицо. Читать умели только мужчины — и то далеко не каждый — и лишь немногие женщины духовного звания, поэтому ее слова не могли не удивить Дрого.

— Почему ты раньше мне этого не сказала? — произнес он наконец.

— Сама не знаю. Думаю, просто не представилось случая. Старая Эдит говорила, что мне следует использовать свое знание только тогда, когда это действительно необходимо, и что лучше всего скрывать его.

— Она была права, — рассудил Дрого, привлекая Иду к себе. — Умение читать — еще одна вещь, которая может навлечь на твою голову беду. Но как же я сам не догадался? Ты часто бывала у этой лесной отшельницы, а она вырезала свое имя и дату смерти на кресте… Знаешь, если самая обычная женщина — не монахиня, не послушница, не аббатиса — обучена грамоте, то некоторые церковники считают это грехом, причем очень серьезным. Поэтому мне бы очень хотелось, чтобы ты последовала совету Старой Эдит и хранила свое умение читать в тайне.

— А тебя не отталкивает, что я умею читать? И даже считать?

— Вовсе нет. Наоборот, меня всегда удивляло, почему люди не стремятся овладеть этим искусством, и почему оно столь ревностно оберегается узким кругом посвященных в него.

У Иды словно гора упала с плеч. Она вдруг почувствовала странную слабость и апатию и поняла, как много пережила сегодня и как обессилела.

— Наверное, мне надо отдохнуть, — пробормотала она, обнимая Дрого и прижимаясь щекой к его груди. — Утро вечера мудренее.

Заметив, каким ровным и глубоким стало ее дыхание — Ида почти сразу погрузилась в сон, — Дрого поцеловал ее в макушку. То, что она успокоилась так быстро, слегка удивило его. У этой девушки сильная воля. Она умеет прощать и способна понимать других. Это редкие черты характера, и замечательно, что они у нее есть, особенно учитывая то, сколько им еще предстоит увидеть горя и разрушений в долгой дороге до Лондона. Вздохнув, Дрого крепко прижал спящую Иду к себе и закрыл глаза.

Ида проснулась от собственного крика, вся в холодном поту. Ее бил озноб, и девушка поспешно завернулась в одеяло.

Прошло пять дней, с тех пор как она, попрощавшись со своей семьей, продолжила вместе с Дрого путь на Лондон. Уже к исходу третьего дня Ида начала думать, что совершила ошибку: картины бессмысленной и жестокой резни, страшных разрушений, которые она видела, когда армия норманнов проходила через деревни саксов, не оставляли ее даже в снах. В этих снах смерть невинных людей, грабежи, насилие и пепелища на месте домов казались даже чудовищнее, кровавее, чем наяву. Как Ида ни любила Дрого и как ни желала оставаться с ним, ужас и горе, которые сеяла норманнская армия на ее родной земле, казалось, вот-вот сведут ее с ума.

Чтобы успокоиться после своего ночного кошмара, Ида сделала несколько глубоких вдохов. Она задумалась: что же ее так напугало? Почему-то девушка вдруг вспомнила Годвина и снова почувствовала леденящий страх. Значит, это был не просто сон, а предостережение свыше?

— Что с тобой? — спросил Дрого, целуя ее в шею.

— Подожди, — прошептала она, подумав, что вряд ли сейчас его ласки избавят ее от тревоги. — На этот раз мой сон вызван вовсе не тяжелыми воспоминаниями.

— Ты получила «послание»?