— Чтобы повторить так хорошо разыгранную вами там в последний раз сцену? — перебил, смеясь, капитан.

— О нет! Тогда я был пьян.

— А сегодня только навеселе, ну, конечно!

— Из театра пойдем в один из трактиров того квартала.

— А! Так у вас там дело?

— Да. Вас это интересует?

— Меня? Нисколько. Я просто иду с вами и помогаю вам, когда это нужно.

— Вы истинный друг, капитан, или лучше я буду ждать вас внизу, в общей зале.

— Хорошо, через пять минут я к вам приду. Капитан прошел к себе в спальню надеть рапиру.

— Вижу, вижу, молодец! — проворчал он при этом. — Опять ты задумал какую-нибудь великолепную глупость, но капитан Ватан здесь и сумеет помешать тебе! Уж эта мне молодь! Задал бы и я ходу! Ну, да что об этом думать! Пойду-ка к де Лерану, с ним приятно поговорить.

Но он не достучался. Де Лерана не было дома. Заключив, что в сущности ему нечего было бы и сказать молодому человеку, капитан подумал, что все к лучшему, и сошел вниз.

— Здравствуйте, капитан, — сказала Фаншета. — Очень рада, что вы пришли.

— Здравствуйте, милое дитя, — отвечал капитан. — Как поживаете?

— Довольно плохо, капитан.

— Что так? Не поссорились ли с мэтром Грипнаром?

— Вот еще новости! — кокетливо воскликнула она. — Нет, капитан, мне очень, очень грустно!

— О, Фаншета! Мне даже страшно стало!

— Вы несносны, капитан, с вами нельзя толком говорить, вы смеетесь надо мной.

— Полноте, что вы, Фаншета! Ведь вы знаете, с каким участием я к вам отношусь.

— Так зачем же вы всегда смеетесь?

— Э, как знать, девочка! Может быть, я смеюсь для того, чтобы не плакать. Ну, поверьте же мне ваши горести…

— О, не обо мне речь!..

— А! Значит, все о нашем приятеле?

— Конечно. Ах, бедный дорогой господин! Уже два-три дня он все бродит около улицы Серизе, а…

— Лучше бы сделал, если бы не ходил туда?

— Да, гораздо лучше… Для всех.

— Разве случилось что новое?

— Ну, да ведь вы знаете!

— Да, morbleu! Отлично знаю, но некоторые вещи ускользают от меня.

— Так я вам скажу, он уже несколько дней в Париже…

— Тс-с!.. Молчите, Фаншета!

— А! Так вы знаете?

— Знаю, все знаю, дитя мое!

— Ах, Господи! Господин граф…

— Еще ничего не знает, но о многом догадывается.

— Ах, если он узнает! У него такой странный характер… Ему представится невесть что!

— Ну, не тревожьтесь, дружок мой! Я слежу за ним, как тень. Ему это в конце концов надоест, но тогда он, по крайней мере, скорей на что-нибудь решится… Тс-с! Вот он идет!

— Как вы добры и самоотверженны, капитан!

— Morbleu! Да ведь мне больше и делать нечего, — засмеялся он.

Обменявшись приветливыми словами с Грипнаром и его женой, Оливье сделал тихонько знак капитану, и они ушли.

Они пошли втеатр Марэ, потом до шести часов просидели в кабачке «Помм-де-Пен». Капитан знал, что графа никогда не надо расспрашивать, если хочешь что-нибудь узнать, и он притворился совершенно равнодушным к делу.

— Славно мы провели день, не правда ли, капитан? — обратился к нему Оливье.

— Да, мой друг, и теперь после обеда особенно хорошо посидеть в зелени. Я бы отсюда не уходил.

— О! Так вы забыли, значит, что нам предстоит еще дело сегодня вечером?

— Не беспокойтесь, граф, когда нужно будет, я пойду за вами, как бы это мне ни было тяжело.

И вы даже не спрашиваете, куда я вас поведу?

— Да мне, право, все равно куда, мой друг.

— Благодарю за такое доверие, мой друг, но считаю своим долгом сказать вам, что собираюсь делать.

— Как хотите, милый друг.

— Вы помните, сегодня утром граф де Леран говорил, что никому не известно, где герцог де Роган?

— Так что ж нам до этого?

— Как что ж до этого? Да ведь герцог…

— Э, Боже мой! Герцог волен делать что хочет, так же как И мы с вами.

— Конечно, милый капитан, но с условием не вредить другим.

— Каждый волен оградить себя от этого.

— Вот это-то я и хочу сделать.

— А?.. Что такое?

— Я вам все скажу, капитан, потому что я знаю то, что никто не знает. Господин де Роган, — сказал он глухим голосом, — со вчерашнего вечера в Париже…