— Двое «львов» отправились за ним, они найдут его, — ответил королю слуга. Теперь его лицо покраснело, словно королевский гнев опалил кожу.

Генрих мрачно хмыкнул.

— Он наверняка отправился по южной дороге, — недовольно проворчал он. — Уверен, там-то вы его и найдете. — Король обвел взглядом двор и всех собравшихся, увидел «орлицу», кивнул ей и произнес:

— Пошлите за принцем десяток всадников. Только пусть держатся на расстоянии, так будет лучше.

«Орлица» поклонилась, повернулась и пошла к конюшням. Отец Хью приветливо улыбнулся и присоединился к принцессе Сапиентии. Разговаривая вполголоса, они выехали за ворота в сопровождении отряда всадников. Только сейчас Алан заметил, что они не принадлежали к свите короля: на их плащах красовались вышитые ястребы.

Король задумчиво стоял на крыльце и рассеянно вертел в руках отделанный блестящими медными бляхами ошейник. К нему подошел Гельмут Виллам. Генрих встрепенулся и обратился к Алану:

— Итак, юный Алан, ты тоже ищешь моего сына?

— Да, ваше величество. Сегодня утром я его видел, и он упомянул о каком-то проклятии Кровавого Сердца, которое должно обрушиться на голову того, кто убил этого чародея.

— Кровавое Сердце! — Внезапно король задумался и с надеждой спросил: — Так ты думаешь, что Санглант отправился в Гент?

Любой на месте Алана солгал бы, чтобы привести короля в хорошее расположение духа, но Алан не хотел прибегать к спасительной лжи.

— Нет, ваше величество. Думаю, вы правы, он бросился догонять ту «орлицу».

Лицо Генриха помрачнело.

— Надо было разрешить ему взять эту женщину в любовницы, — сказал Виллам голосом человека, который тщетно пытается уберечь от дождя того, кто упорно не желает идти в спасительное укрытие.

— Я так и сделал! Я не доверяю Вулферу, а она — его ученица. Уверен, что это не что иное, как заговор.

Виллам фыркнул:

— Вполне возможно. Но, по-моему, Вулфер и сам не прочь устранить ее от двора. Думаю, в этом вопросе ваши желания совпадают.

— Похоже, что так и есть, — недовольно проворчал король. — И что мне теперь делать? Если я сделаю Сапиентию маркграфиней Истфолла, она не сможет претендовать на трон, но если не удастся заставить Сангланта вернуться и жениться на королеве Аосты, как мне с ним поступить?

— Не отчаивайтесь. Я говорил раньше и повторю еще раз: жените его. Никто не последует за ним, если он не… — Гельмут осекся.

— Что? Говори, Виллам! Кто, кроме тебя, решится сказать? Вздох Виллама был красноречивее слов.

— Он наполовину собака. То, что об этом шепчутся по углам, не решаясь сказать вслух, не делает правду менее неприятной. Он снова должен стать человеком. Как сказал философ, молодые люди влюбляются в красавицу, и она кажется им лучшей в мире, и только потом они понимают, что красивых женщин много.

Генрих рассмеялся:

— И сколько времени потребовалось тебе, мой друг, чтобы прийти к подобному заключению?

Виллам усмехнулся:

— Я еще не закончил изучать данный предмет. И пусть молодой человек тоже пока остановит свое внимание на той, которую мы знаем. Потом он станет сговорчивей. Сейчас он точь-в-точь как кобель, почуявший суку, — сходит с ума и не может рассуждать здраво.

Алан покраснел до корней волос, а король неожиданно улыбнулся, посмотрев на него.

— Ступай, сынок, — добродушно произнес он, — я видел, что Таллия пошла в часовню. Там ты ее и найдешь.

Алан вежливо попрощался и ушел. Дверь часовни была приветливо раскрыта — там он встретит Таллию. При мысли о ней он покраснел еще сильнее.

Не успел он дойти до двери, как на пороге показалась Таллия, за которой с улыбкой следовал граф Лавастин. Увидев наследника, граф просиял. Таллия вздрогнула и отпрянула в сторону — она до сих пор боялась собак, и Алан оттеснил Ярость и Горе в сторону.

— Не хочешь прокатиться верхом? — спросил он, желая сделать ей приятное.

— Нет, — тихо ответила она. Вид у нее был усталый и измученный.

— Тогда давай просто тихонько посидим где-нибудь.

— Алан, — позвал Лавастин, бросив взгляд в сторону короля. — Мы уезжаем завтра. До Лаваса путь неблизкий.

Таллия выглядела как загнанный в угол зверек.

— Сегодня вечером мы можем отдохнуть, — сказал Алан, обращаясь к жене. — Если ты плохо себя чувствуешь, вовсе не обязательно появляться на пиру.

— Да, — пробормотала она так тихо, что он едва расслышал ее ответ.

Алан кинул быстрый взгляд на Лавастина, который одобрительно кивнул и отправился отдавать слугам распоряжения. Алан с Таллией вернулись в комнату, и там она так долго молилась, что Алану, который хотя и стоял рядом с ней, но мыслями был очень далек от молитвы, пришлось встать, потому что ноги у него совсем затекли. Когда она закончила, он приказал принести поесть, но Таллия днем постилась, а поскольку сумерки еще не наступили, она съела лишь два крохотных сухарика. Рядом с ней Алан чувствовал себя обжорой, но терпеть голод было выше его сил, тем более что особой необходимости в истязании себя постом он не видел.