Перед ними, на невообразимом отдалении, в дрожащем сиянии солнца мерцали очертания резких, загоревших до черноты гор. Каждый шаг должен был приближать их к этой горной гряде, в которой наверняка отыскались бы тенистые расселины, а то и сырые места. Но кто-то поставил эти горы на колёса и оттягивал их всё дальше с такой же скоростью, с какой они к ним приближались.

Только не останавливаться! Он точно знал: если они остановятся, то больше не смогут двинуться с места, и это будет конец.

Он то и дело ощупывал сумку, – там в мягко выстланной упаковке покоилась камера. Он сунул эту сумку под рубашку на грудь – и мягкий свёрток постепенно пропитался его потом. Столетия этот прибор провёл в прохладном, влажном тайнике – больше тысячи лет в каменном блоке храмовой стены, а остальное время в ящике пустынного монастыря. И вот теперь Стивен тащит его сквозь палящий зной пустыни Негев. Хорошо ли это для прибора? А вдруг в нём что-нибудь повредится из-за экстремального изменения температуры?

Юдифь, которая в это время как раз шла впереди, остановилась, повернулась к нему и бессильным жестом указала в направлении, почти перпендикулярном их маршруту, примерно на юг. Стивен посмотрел, куда она показала, и испугался, как высоко уже стоит на небе солнце, как ярко оно полыхает, как будто разъярилось и решило их уничтожить.

– Что? – прохрипел он, поскольку ничего не увидел. Лицо у неё страдальчески осунулось.

– Не знаю, – еле выговорила она. – Машина, что ли.

Теперь и он увидел – тёмный, прямоугольный, металлический предмет. Машина! В радиаторе машины ещё может быть вода. И у машины есть аккумулятор. Аккумулятор! Двенадцать вольт напряжения, с этим уже можно кое-что сделать. Он сможет увидеть, что снято на кассету.

– Идём! – сказал он, а может, не сказал, а лишь издал какой-то звук.

Он пошёл вперёд. Безумный смешок пробивался сквозь дальний уголок его сознания: только он подумал давеча, что эта часть пустыни похожа на парковку от горизонта до горизонта, – и вот тебе, пожалуйста, и автомобиль припаркован!

То действительно была брошенная машина, маленькая легковушка, которая когда-то – до того, как над ней поработало солнце, – была, наверное, белой: между тем краска на всех местах, подставленных солнцу, приобрела неопределённый грязно-коричневый цвет. «Фольксваген», насколько Стивен мог судить. Всё, что было в этой машине хромированного, отсутствовало, в том числе и надпись на крышке багажника. Световой рефлекс исходил от разбитого бокового стекла, от остальных стёкол ничего не осталось, не было ни шин, ни сидений, ни руля, ни рычага переключения передач – вообще не осталось ничего, что можно было открутить от этой развалины, вынуть и где-нибудь для чего-нибудь применить.

С недобрым предчувствием Стивен поднял неплотно закрытый капот. Там тоже кто-то уже бесцеремонно похозяйничал. Но радиатор был на месте, и блок цилиндров, и аккумулятор – судя по всему, они оказались слишком тяжелы для мародёров.

Причина, по которой не сняли радиатор, была, к сожалению, очевидна: он лопнул. Юдифь издала тихий, полный боли стон, когда открутила крышку радиатора и убедилась, что внутри он сух. Стивен с усилием сглотнул, подвигал пересохшим, потрескавшимся ртом.

– Может, потому она здесь и осталась, – сказал он, – что лопнул радиатор.

А аккумулятор? Стивен почувствовал, как задрожали его пальцы, когда он выкрутил одну пробку батареи, преодолевая скрипучее сопротивление. Пусто. Маркировка, показывающая нормальный уровень кислоты, была уже коричневой. Абсолютно пустой и сухой аккумулятор. Он выкрутил и остальные пробки – всюду то же самое.

Это было бессмысленно, и Стивен знал, что это бессмысленно, но всё же достал видеокамеру, потратил бесконечные четверть часа на то, чтобы оборвать оставшиеся провода, оголить концы, соединить их с полюсами аккумулятора и подвести к соответствующим контактам на камере. Заглянул в видоискатель, глубоко вздохнул, полный безумной надежды, что, вопреки очевидному, вопреки всем техническим и физическим законам эта высохшая аккумуляторная батарея ещё выдаст один импульс, хотя бы такой, чтобы на мгновение осветить крошечный экран в окуляре видеокамеры и показать ему то, что тридцать пять лет назад увидел брат Феликс. Неужто он требовал чересчур многого для этой страны чудес? Неужели он ждал слишком многого от этой пустыни, в которой когда-то Господь просыпал манну небесную для своих? Милях в пятидесяти отсюда плещется Красное море, которое расступилось когда-то перед Моисеем. Для себя Стивен этого не просил. Всё, чего ему хотелось, – ток на одну секунду.

Он нажал на кнопку воспроизведения.

Чуда не произошло.

В огорчении он опустился на землю рядом с Юдифью, которая сидела в слабой тени автомобиля. Горячее железо жгло спину. Это было совсем не то, что тень скалы, но и это было хорошо – по крайней мере, хоть на минутку уклониться от знойного, немилосердного света. Юдифь посмотрела на него. Он помотал головой: ничего не вышло.

Как бы ему хотелось хоть на несколько часов исчезнуть из палящего зноя, чтобы передохнуть, набраться сил, всё обдумать. Особенно думать ему становилось всё тяжелее. Мысли всё больше и больше запутывались, как в болезненном бреду. Он уже не мог точно сказать, что для него важнее – найти батарею или воду. Смутные, безумные картинки колыхались в сознании, он видел самого себя, как он изнемогает и умирает в пустыне. Всё было так, будто он больше не бодрствовал, а спал с открытыми глазами. От этих видений он испуганно встрепенулся, на какой-то миг пришёл в ясное сознание – и его обуял страх, великий и непостижимый, что он умрёт, так и не увидев запись, которую несёт с собой. Этого не могло быть. Подобной несправедливости не бывает. Ведь всё было уже так близко и реально, – невозможно, чтобы он потерпел поражение у самой цели.