Может быть, все произошло из-за тех детей, которых они встретили сегодня в городе.

Тех, что ненавидят его.

Ненавидят, хотя он им никогда ничего не сделал.

Или сделал?

А как насчет тех случаев, которые он не может вспомнить?

Но это было очень давно, еще до того, как он научился скрывать странное состояние, которое появлялось, неизвестно откуда, наполняя его мрачным и неистовым чувством, непонятным ему самому.

Сегодня вечером эти ощущения вернулись, нервы были напряжены до предела, кожа сильно зудела, но сколько он ни чесался, зуд не проходил.

Жестокие помыслы начинали туманить его разум. Желание ударить, передать ту боль, что причинил ему отец, кому-нибудь еще.

Нет!

Он не поддастся этому искушению! На сей раз не поддастся!

Джо захлопнул окно и заставил себя лечь в постель, вытянулся на кровати, обхватил руками подушку и зарылся в нее лицом.

«Пусть оно исчезнет, — умолял про себя мальчик. — Пусть оно исчезнет!»

Сторм, видя страдания своего хозяина, жалобно повизгивал, затем вспрыгнул на кровать, вытянулся рядом с Джо и начал осторожно лизать щеки мальчика.

Но Джо, внутри которого зрело мрачное, терзающее душу желание, не обращал никакого внимания на участие собаки: он уже готовился выскользнуть из дома в манящую темноту ночи.

— Я все думаю, может быть, нам стоит вернуться домой, — произнесла Тамара Рейнольде, удобно устраиваясь поближе к Глену Фостеру и вытягивая вперед ноги, чтобы погреть их у костра. Обступившая темнота казалась угрожающей, и спокойная тишина леса, так приятно поразившая ее, когда они с Гленом отдыхали в лагере последний раз, сейчас представлялась зловещей.

— Я имею в виду, после того, что нам рассказали...

— Успокойся, — перебил Глен, обнимая ее. — Ничего особенного. Подумаешь, порвали палатку. Никто не знает, что случилось, никто ничего не видел. Прошло уже несколько дней, все тихо и спокойно.

— Но и сейчас здесь почти никого нет, — напомнила ему Тамара. — Все умные люди разъехались по домам.

— Ты имеешь в виду, что все мыши попрятались по норкам, — ответил Глен. — Что касается меня, то мне это даже больше нравится. Остались только мы и еще одна семья на другом конце лагеря. — Он откинулся назад, увлекая за собой Тамару, и залюбовался едва видимой сквозь ветви деревьев луной. — А сейчас скажи мне что-нибудь более приятное.

Прижавшись к нему, Тамара старалась убедить себя, что Глен прав: кто бы ни повредил палатку отдыхающих, он уже не напоминает о себе. Кроме того, может быть, повреждения были и не настолько серьезные, как им рассказали. Подобные истории всегда немного приукрашают.

— Как чудесно. — Она вздохнула, напряжение, сковавшее ее тело, начинало постепенно спадать. Глен перевернулся, чтобы поцеловать ее, и она обхватила его руками, прижимаясь все теснее. — Что тебе сказать? — прошептала Тамара. — Почему бы нам сегодня не лечь спать пораньше?

— Что ты подразумеваешь под словом «пораньше»? — поддразнивал Глен, ласково покусывая ей ухо. — Уже почти одиннадцать.

— Тогда давай ляжем спать прямо сейчас, — предложила Тамара, пальцы ее уже заскользили по пуговицам рубашки Глена.

— Неплохая идея, — согласился Глен. — Давай осуществим ее прямо сейчас!

Не выпуская друг друга из объятий, они поднялись на ноги. Глен слегка присыпал золой тлеющие угли, чтобы они сохранились в таком виде до утра.

— Иди ложись, — сказал он Тамаре. — Я только отойду ненадолго и вернусь к тебе.

Тамара, нахмурившись, застыла в нерешительности.

— Ты собираешься оставить меня здесь одну?

— Я собираюсь оставить тебя не более чем на пару минут, — пообещал он. — Видишь вон то дерево?

Тамара кивнула.

— По-моему, оно вполне похоже на туалет, и именно туда я сейчас направляюсь. Договорились?

— Ладно. Но я все равно думаю, что нам надо было уехать домой.

Тамара вошла в палатку, а Глен обогнул костер и зашел в лес. Но, опорожняя свой мочевой пузырь, внимательно осматривался по сторонам и прислушивался ко всем звукам: успокаивая Тамару, он хорошо помнил, что рассказала ему семейная пара, отдыхающая на противоположном берегу ручья. Однако за весь прошедший день и наступивший вечер единственными, кто нарушил их уединение, было семейство енотов, которые выбрались из леса, с большой осторожностью обошли стороной людей и попытались проникнуть в сумку-холодильник. Глен прогнал их прочь, придвинул сумку ближе к костру, а сверху положил на нее два тяжелых камня. Если пожалует медведь, камни его, конечно, не остановят, но по крайней мере сумка будет стоять далеко от палатки.

Застегивая «молнию» на джинсах, Глен замер и вновь прислушался к лесным звукам.

Но не услышал ничего, кроме пронзительного крика енота и шелеста в кустах за ручьем какого-то небольшого зверька, вышедшего на охоту. Удовлетворенный, он вернулся в палатку, застегнул сетчатое входное отверстие и начал раздеваться в темноте.

Нагой, он забрался в двойной спальный мешок и ощутил нежное тепло прижавшейся к нему Тамары. Рука его скользнула вниз по ее животу, к небольшому холмику между бедер, губы прижались к губам, язык легко проник вглубь.