Он облизнул потрескавшиеся, кровоточащие губы. Надо же, всего за час управились. На такой скорый результат Бушмин и сам не рассчитывал.

В пустом дверном проеме мелькнул человеческий силуэт. Бушмин даже ухом не повел — то был Мокрушин. Все это время они были связаны с Володей незримой нитью. Лучшего напарника в таком деле, как это, он пожелать себе даже не смог.

Володя уселся с ним рядышком прямо на бетонное перекрытие, опершись двумя руками на «винтарь».

— Уф-ф... Такого «бордельеро» я даже в Грозном не видал... В округе одни жмуры. Они даже раненых друг у дружки добивали...

Помолчав немного, подвел итог:

— Из-за неспособности обеих сторон продолжать бой рефери вынужден прекратить поединок досрочно.

Бушмин чутко прислушивался к тому, что происходит в эти минуты в округе.

— Володя, ты пока тут перекури, а я еще в одно место прошвырнусь...

Долматов, осознав, что угодил в смертельный капкан, попытался вырваться из огненного мешка. Его до конца прикрывал телохранитель — Риттер знал, что этого человека зовут Круглов и он повсюду следует за Скорцени. С Риттером было трое отборных боевиков.

Сшибка между ними закончилась именно так, как и должна была она закончиться.

Круглов и двое боевиков Риттера мертвы — их тела остались лежать возле соседней «коробки».

Третий тяжело ранен и вот-вот должен «отойти». Как и Долматов, из перерезанного горла которого толчками выплескивается черная жидкость.

Риттер наступил кованым ботинком ему на грудь, вернее, на пробитый в двух местах броник. Конечности Долматова мелко подрагивают — отходит. Риттер настолько был зол на него, что не удержался и всадил тому в голову остаток обоймы.

И в этот момент позади себя он услышал спокойный, уверенный голос:

— Закончил? А теперь обернись.

Риттер понимал, что у него нет никаких шансов. Одного он понять не мог: что это за человек и как ему удалось подобраться вплотную к нему так бесшумно.

Риттер медленно обернулся. Рука стала опускаться к рифленой рукоятке тесака.

— Не узнаешь? Темно... Так я представлюсь. Бушмин. Гвардии капитан. У тебя должок подсобрался. Пора бы уж и заплатить.

Риттер попытался молниеносным движением выхватить из ножен тесак.

Неодобрительно кашлянул «вул», просверлив Риттеру дыру в переносице. Он плашмя свалился сверху на Долматова — крест-накрест.

Вот и пересеклись их пути-дорожки.

На этот раз — навсегда.

Бушмин постоял немного, сплюнул себе под ноги и пошел прочь. Вернее, к Володе Мокрушину. На этом их миссия завершена, пора было уходить.

— Вот и ладненько, — негромко произнес он. — Вот и поквитались...

И еще в эти мгновения почему-то вспомнился ему плакат, висевший в казарме 1-й роты десантно-штурмового батальона:

СЛУЖИШЬ В МОРСКОЙ ПЕХОТЕ — ГОРДИСЬ!

Хмурое рассветное утро. Пейзаж окрашен в серые тона, как на рисунке карандашом. Пахнет водорослями и рыбным прилавком. Плотная дымка тумана окутывает неприветливое свинцовое море.

Человек, одетый в плащ и шляпу, вышел на свою обычную прогулку. На пляжик, огороженный кольями с колючей проволокой.

Ну почему не звонят? Почему ему не перезвонил Ланге? Или сам советник Велп? Они же должны понимать, что случилось какое-то чудовищное недоразумение...

Почти вслед за ним по лестнице на берег спустился охранник с сотовым телефоном в руке.

Жестом попросив охранника удалиться, Кожухов поднес трубку к уху.

— Сан Саныч? Ростислав вас беспокоит... Мне только что звонил Слепцов...

Кожухов терпеливо ждал продолжения. Слепцов — начальник СБ «Балтинвеста». Вряд ли у него могут быть хорошие новости.

— Тихомиров погиб, — после зловещей паузы добавил зять.

— Как? — выдохнул в трубку Кожухов. — Когда? Где?

— Минут сорок назад... Он выехал на служебной машине... К вам направлялся, Сан Саныч... Лобовое столкновение с грузовиком... на девятом километре. Тихомиров — насмерть...

Так и не отключив линию, Кожухов сунул сотовый телефон в карман плаща и стал медленно расхаживать по пустынному пляжу. В голове стоял тихий звон, и этот неприятный звук мешал ему сосредоточиться. И мысли разные дурацкие лезли в голову. К примеру, вспомнился вдруг вчерашний разговор с дочерью: «Папа, он задумал что-то ужасное. Он совершенно перестал тебя бояться. Ты не понимаешь, да? Он поступает со мной так, будто у меня уже нет отца...»

Кожухов подавил тяжелый вздох. Сам виноват: пригрел змею на груди. Дочь права — «гаденыш» готов нынче ужалить своего благодетеля.