В дверь позвонили. Молодая женщина даже вздрогнула от неожиданности. Нахмурившись, она вышла в прихожую и посмотрела в глазок. Сердце у нее оборвалось.

На пороге стоял Рейнер с газетой в руке. Рейнер, чьи глаза метали молнии.

Со всей очевидностью, он прочел статью и, что вполне понятно, здорово разозлился. Он пришел к ней поделиться своим негодованием? Или за утешением? За поддержкой?

Вся во власти безумной надежды, молодая женщина распахнула дверь.

— Здравствуй!

Рейнер шагнул веред и швырнул газету к ее ногам.

— Что, написала все-таки эту дрянь? Не удержалась?

Ноэль вздернула подбородок.

— Рейнер…

— Вот уже второй день как за мной по пятам штук восемь газетных шавок ходят и на задних лапках выпрашивают интервью. И всех я шлю куда подальше. А ты… ты получила, что хотела, даже особенных усилий к тому не прикладывая. Прими мои поздравления. Я восхищен!

Ноэль внутренне похолодела, как если бы сердце и груди превратилось в кусок льда. Рейнер решил, что статью написала она. Что за ирония судьбы!

А если так, то и черт с ним. Он твердо уверен, что она нарушила данное ему обещание и накропала скандальную статейку для первой страницы “Ботани-Бей”. Как это низко с его стороны, подумать о ней такое! Он, как Руперт, считает ее полным ничтожеством, неспособным отвечать за свои слова и поступки, с готовностью верит в худшее о ней. А ведь она не единожды убедительно доказывала ему, что не лжет, не ведет двойной игры.

Чувства словно разом отключились, осталась лишь тупая ноющая боль. И безнадежность… Сколько можно пытаться доказывать что-то мужчинам, которые все равно никогда ей не поверят? Отчего она не прислушалась к внутреннему голосу и впустила Рейнера в свою жизнь?

— Пошел вон! — Для большего эффекта Ноэль указала на дверь.

От неожиданности он отпрянул и натянуто рассмеялся.

— Ты меня выгоняешь?

Ноэль распахнула дверь шире.

— Вот именно, выгоняю. И ничего с тобой обсуждать не собираюсь. Оправдываться — тем более. Ты поймал меня с поличным. Я — жадная до сенсаций журналистка, на все готовая ради пикантной статьи. И говорить тут больше не о чем.

Рейнер неотрывно глядел на нее, и в глазах его отражалось смятение. Как если бы он надеялся, что на самом деле статью написал кто-то другой. Молодая женщина с трудом сдержала истерический смех. Да, она действительно непричастна к этой публикации, но мистер Тиндалл слишком упрям и слишком уверен в своей правоте, чтобы прислушаться к голосу здравого смысла.

Рейнер угрожающе сощурился.

— Так ты признаешь, что это твои происки? Ты признаешь, что нарушила обещание и накропала эту дрянь?

— Рейнер, я не обязана тебе что-то доказывать. Я не давала тебе ни малейшего повода во мне усомниться, но ты с самого начала решил, что доверять мне нельзя. — Ноэль отвернулась и закусила губу: не хватало еще рас плакаться перед ним! — Уходи и думай, что хочешь. Твоей предвзятостью и твоей омерзительной убежденностью в собственной непогрешимости я сыта по горло!

Он с такой готовностью навесил на нее ярлык беспринципной, прожженной журналистки, что не желает видеть очевидного: она, Ноэль, просто не в состоянии нарушить однажды данного слова.

Рейнер по-прежнему не сводил с Ноэль глаз, словно ожидал, что молодая женщина станет оправдываться, и был страшно разочарован, что этого не произошло.

— Ну и с какой стати ты еще здесь? — бросила она. — Чего стоишь, будто к месту прирос? Я только что подтвердила твои наихудшие подозрения. Радуйся!

Он медленно покачал головой и шагнул к двери.

— Не вижу, чему тут радоваться. Я думал, что могу тебе доверять. Поделился с тобой тем, о чем в жизни никому не рассказывал. А ты воспользовалась моей откровенностью в своих корыстных целях. Я ожидал, что ты хотя бы устыдишься содеянного. — На пороге Рейнер повернулся и удрученно промолвил: — Честно говоря, я глубоко разочарован.

Это он-то разочарован? Ха! Да знает ли он вообще, что означает это слово? Знает ли он, что это такое — когда тебя несправедливо осуждают и признают виновной еще до того, как выслушали! В груди толчками пульсировала боль.

Молодая женщина подняла глаза и, не отводя взгляда от его лица, произнесла:

— Поверь мне, я тоже.

Рейнер замер на месте. Не иначе размышлял, каким же это образом она, Ноэль, сумела обвести его вокруг пальца и воспользоваться его слабостями. Вполне можно утешиться тем, что и ему несладко приходится, что он очень собой недоволен, ощущает себя последним идиотом. Так ему и надо!

Но отчего-то эта мысль не приносила утешения.

О, как Ноэль хотелось сунуть газету под нос этому непроходимому упрямцу и ткнуть пальцем в подпись под статьей! Доказать раз и навсегда, что достойна доверия! Но она закусила губу, чтобы не произнести вслух слов, которые способны обелить ее в глазах Рейнера. Гордость ей не позволяла.