О Падме, простонал. Анакин. Во что ты дала себя втянуть?

— Их искренностью можно лишь восхищаться, — сказал Палпатин. — Хотя об искренности, возможно, нет речи.

Скайуокер нахмурился.

— То есть?

— Их… петиция… иного сорта. На деле она — не слишком завуалированная угроза, — канцлер с сожалением вздохнул. — Демонстрация силы, Анакин. Демонстрация политической силы, которую джедаи способны собрать для поддержки их восстания.

Анакин заморгал.

— Но… но конечно… — запинаясь, он обошел стол. — Но сенатору Амидале по крайней мере можно верить…

— Я понимаю, как сильно тебе нужна эта вера, — сказал Верховный канцлер. — Но сенатор Амидала что-то скрывает. Определенно ты и сам это чувствуешь.

— Если она…

Скайуокер пошатнулся; пол под ногами превратился в качающуюся палубу «Незримой длани».

— Даже если так… — напряженным ровным голосом проговорил он. — Еще не значит, что она скрывает измену.

Палпатин свел брови над переносицей.

— Я удивлен, что твои джедайские прозрения так слепы.

— Просто я не ощущаю измены в сенаторе Амидале, — настаивал Анакин.

Палпатин откинулся на спинку кресла, переплел пальцы, скептически разглядывая молодого человека.

— Нет, ощущаешь, — спустя некоторое время произнес канцлер. — Хотя и не хочешь признавать. Может быть, потому, что вы оба, ни ты, ни она, еще не поняли, что, предавая меня, она предает тебя.

— Она не может…

Скайуокер прижал ко лбу ладонь. Головокружение лишь усилилось. Когда он в последний раз ел? Он не помнил. Возможно, перед тем, как в последний раз спал.

— Она никогда бы…

— Еще как может, — сказал Палпатин. — Такова природа политиков, мой мальчик. Ничего личного. Но это еще не значит, что вы оба не будете счастливы вместе.

— Что?..

В комнате словно стало темнее.

— Что вы хотите сказать?

— Брось, Анакин. Разве мы не перестали давным-давно играть друг с другом в детские игры? Я знаю, можешь ты это понять? И всегда знал. Я притворялся незнающим, чтобы избавить тебя от дискомфорта.

Скайуокеру пришлось привалиться ко столу.

— Что… что вы знаете?

— Анакин, Падме была моей королевой. Я был ее представителем в Сенате. Набу — мой дом. И ты знаешь, как я ценю верность и дружбу. Считаешь, что у меня не осталось друзей среди духовенства моей родной планеты и города Тида? Ваша тайная свадьба никогда не была секретом. По крайней мере, от меня. Я всегда радовался за вас двоих.

— Вы… — в голове клубились слова и ни одно не имело смысла. — Но если она намерена предать нас…

— А вот это, мой мальчик, — сказал Палпатин, — зависит только от тебя.

Туман в голове уплотнился, образовав длинный темный коридор. Светом в конце туннеля было лицо Палпатина.

— Я не… я не понимаю…

— О да, это-то ясно, — голос канцлера доносился откуда-то издалека. — Прошу тебя, садись, мальчик мой. Ты выглядишь больным. Могу ли я предложить тебе какое-нибудь питье?

— Я… нет. Нет, я в порядке, — Скайуокер благодарно утонул в опасно уютном кресле. — Немного устал, вот и все.

— Плохо спишь?

— Да, — Анакин устало усмехнулся. — уже несколько лет я не могу выспаться.

— Как я тебя понимаю, мой мальчик. Как понимаю, — Палпатин встал и, обогнув стол, уселся на него. — Анакин, мы должны прекратить притворяться. Приближается финальный кризис, и наша единственная надежда на выживание — абсолютная, полная, безжалостная честность друг с другом. И с собой. Ты должен понять, что на кону сейчас — судьба всей Галактики. Не меньше.

— Я не знаю…

— Не бойся. То, что сказано между нами, никогда не выйдет за эти стены. Думай, Анакин, думай о том, как трудно хранить секреты. Тебе когда-нибудь приходилось что-нибудь скрывать от меня?

Один за другим канцлер загибал пальцы.

— Все эти годы я хранил в тайне твою свадьбу. Резню в тускенском кочевье, о которой ты мне рассказал. Я был рядом, когда ты казнил графа Дуку. И я знаю, откуда ты взял силу для победы над ним.

Видишь? Тебе никогда не было нужно притворяться передо мной так, как перед твоими друзьями-джедаями. Ты понимаешь, что тебе никогда не было нужно что-то от меня прятать? Что я принимаю тебя таким, каков ты есть.

Он развел руки, как будто для объятий.